— Не ждали?
— Не ждал. Заходите.
— Спасибо, не могу.
— Тогда минуточку, тетради я вам сейчас вынесу.
— Пустое. У меня другая цель — приехала звать вас с собой.
— Меня? — удивился Андреев.
— Да, вас. Хочу познакомить с одним интересным человеком. Не покаетесь.
Григорий Петрович усмехнулся, качнув головой — и заманчиво, и вроде бы неудобно. Но особых планов на этот день у него не намечалось. И откровенно говоря, желание побыть с Огневой у него было.
И вот старый «газик» снова подминает под себя километры. Мчит по той же дороге — к Увильдам. Огнева опять устроилась на переднем сиденье. У Андреева не было уже той легкости, той раскованности, какая была в первую встречу с Огневой, в чем-то он себя чувствовал виноватым, но в чем и перед кем, он бы и сам себе не объяснил. Она повернулась к нему и спросила:
— У вас скверное настроение?
— Да что вы!
— А то, гляжу — нахохлились, гроза, да и только! Кстати, вы успели прочесть мой опус?
— Да.
— И как?
— Прилично. Журналист из вас получился бы.
— В устах журналиста это, видимо, высшая похвала?
Григорий Петрович только пожал плечами.
Машина миновала Сайму, круто свернула вправо, на узкую мягкую дорогу, пробивающуюся сквозь заросли липы, ольхи и черемушника, и выскочила на открытый берег. Григорий Петрович увидел костер, а возле него массивную фигуру старика Куприянова, который, как видно, варил уху. Над костром висело ведерко, на каменной плитке лежала приготовленная рыба — лини, окуни и разрезанная на части щука. «Не с отцом ли решила знакомить меня Огнева? — насмешливо подумал он. — После всего, что я о нем узнал, он несимпатичен мне. Кирилл сгорел во имя революции, а этот отсиделся в конуре — и жив вот!»
Огнева между тем выпрыгнула из кабинки на землю и крикнула:
— Ну, что, кашевар, скоро кормить будешь?
Куприянов вскинул лохматые брови и ответил:
— Ишь прыткая какая! Малость и подождешь.
— Знакомься, тятя, это Андреев.
Старик глянул на Григория Петровича вприщур. Глаза у него оказались острые и цепкие, с неприятной хитринкой.
— Мы знакомы, — поспешил Андреев. — Вместе ершей на Сугомаке ловили.
— Может, и ловили, — уклончиво отозвался Куприянов.
— Ты ж про Лутонюшку ему рассказывал.
— А, а! — наконец вспомнил старик. — Ну как же! Так ты чей, говоришь?
Григорий Петрович повторил.
— Ну, ну, Павлыча сын, знавал я твоего отца.
Куприянов принялся колдовать возле костра. Огнева подошла к самой кромке берега. Озеро было гладким. Лесистые берега отражались в нем чище, чем в зеркале. Слева у островка грива зеленых камышей, а около них замерла черная лодка — рыбак. Противоположный берег кутался в уютную дымку. Огнева сложила руки рупором и звонко прокричала:
— Ого-го-го!
Голос ее гулко прокатился по озеру и замер вдали. Рыбак зашевелился, приподнял соломенную шляпу и помахал ею в знак того, что видит и слышит и спешит хлебать уху. «Вот оно что, — подумал Григорий Петрович. — Это, видимо, и есть тот интересный человек?»
Андреев почему-то заволновался и, чтобы скрыть это, поднял плоский отшлифованный камушек и бросил его на воду касательно с расчетом, чтобы он на поверхности остался как можно дольше. Камешек, подпрыгивая, скользнул по гладкой поверхности, и Григорий Петрович считал, сколько он «съел блинов». Четыре. Огнева засмеялась:
— Мало! Смотрите я!
Рыбак смотал удочки и сейчас греб к берегу. Огнева взяла камешек и бросила его. Съела пять «блинов». И победно поглядела на Андреева. За прозрачной броней очков задорно и ласково смеялись ее голубенькие глаза. Он изловчился и пустил камень по воде, что она сбилась считать «блины» и подняла обе руки:
— Сдаюсь!
Шофер поставил машину под куст боярки, постелил возле нее коврик и прилег на него с книгой.
Рыбак подплыл, лодка врезалась в гальку. Огнева взялась за скобу и подтянула ее на берег. Рыбак был в спортивных брюках, майке и в соломенной шляпе. Руки еще не загорели. Значит, на солнце впервые. Упругие бицепсы играли. И вообще он красив телом. Лицо волевое, а глаза синие, приветливые, но твердые.
— Где же твоя рыба? — спросила Огнева.
— Ни черта не клюет, — сознался тот, выбираясь из лодки на берег. — Две малявки всего и клюнуло.