Все столпились вокруг меня и дохлой крысы, ахают, руками машут, а я сижу себе так невзрачненько, головку опустил, умываюсь, усы лапой разглаживаю, дескать: «Что вы... Какие пустяки. Не извольте беспокоиться — я для вас всех крыс в мире переловлю»...
Сурен Гургенович так задумчиво говорит:
— Значить, у нас появились крысы... Значить, может приехать санэпидемстанция... Значить, все посыпют ядохимикатами, а нас закроют... Или возьмут с нас столько долларов, что мы потом кровью кашлять будем.
У нас теперь все почему-то на доллары...
— Значить, этого нельзя допустить, — говорит Сурен Гургенович. — Каждый сам понимает. Значить, нам нужен этот Кот!!! Крысу выбросить, Кота накормить! В нем наше спасение. Вот что это значить!!!
С тех пор я изредка приношу в эту шашлычную дохлую крысу имени моего друга Бродяги и тем самым подтверждаю свою беззаветную службу Сурену Гургеновичу, его шашлычной и всем остальным жуликам, которые здесь работают. Даже Бродягу сюда приводил кормить. А прошлой зимой у меня был длительный, почти двухнедельный роман с одной Кошечкой — она сейчас эмигрировала по еврейской линии, — так мы туда вдвоем жрать ходили. И все это воспринимали как должное. А крыс в этой шашлычной отродясь не было! Это я их туда носил.
Господи, как мысли скачут... Бедный Шура! Три, от силы четыре дня он будет спокоен, а уже на четвертый он помчится искать меня по всему району!.. Он же просто с ума сойдет от горя... Работать не сможет... Он мне уже раз сто говорил, выпуская меня на улицу:
— Мартышка, вот ты уходишь, а ведь я без тебя ничего не могу сочинить. А если я не смогу сочинять — мы останемся без заработка. Ты еще пожрешь в своей шашлычной, а я куда денусь без денег? Я могу умереть с голоду. Так что ты уж, пожалуйста, сильно не задерживайся — одна драка, две Кошки и все! Договорились? Помни, что ты моя Муза, Мартын...
Боже мой, что же делать?! Ведь если я правильно понял из разговора этих «водил», как они сами себя называют, именно мы, с «моим» джинсовым, будем три дня плыть до Киля, два дня пилить до Мюнхена, там разгрузимся у какого-то Сименса и, возможно, отдадимся этому Сименсу во фрахт. То есть станем работать на Сименса, потому что мы, русские, для Сименса гораздо дешевле, чем их собственные немецкие водилы. Тогда мы задержимся в Германии еще недели на три-четыре... Потом снова загрузимся у Сименса в Мюнхене и вернемся в Киль. Там въедем на наш теплоход и поплывем домой. Это еще почти трое суток. Короче, дома меня не будет, значит, около месяца? Или того больше... Мама родная!.. Что же это с Шурой-то будет?!
Я чуть не расплакался... Я представил себе исхудавшего, небритого Шуру Плоткина, одиноко лежащего на своей широченной тахте. Он ее почему-то «станком» называет... Невидящими глазами Шура смотрит в потолок и шепчет слабым-слабым голосом:
— Мартынчик, где ты?.. Мартышка, единственный мой... На кого ты меня покинул?..
В квартире срач, грязная посуда со ссохшимися объедками горой громоздится в кухонной раковине. Пишущая машинка покрыта толстым слоем пыли, а клавиатура затянута паутиной... Телефон не работает... Отопление и свет выключены за неуплату по счетам... Один раз у нас уже было такое.
А с тахты несется тихое:
— Где ты, Мартын? Я не могу жить без тебя... Я погибаю, Кыся! КЫСЯ!!! КЫСЯ!..
...Что такое?! Что за «КЫСЯ»?..
Я в сонном оцепенении открываю глаза.
— Кыся... Барсик! А у нас гости!.. Ишь, заспался... Ну-ка, познакомься с тетей. Тетю зовут... Слушай, как тебя зовут? Кыся спрашивает... Да, Кыся? Она по-нашему ни хрена не тянет! Я с ней исключительно по-немецки. Ви дайне наме, майне либер медхен?
Оказывается, Шура мне приснился. И квартира наша, и кухня — все было во сне...
А сейчас по кабине гуляет свежий воздух, одна дверь распахнута, и мой временный приятель Водила — изрядно уже пьяненький, в костюмчике, галстучке и рубашечке, подсаживает в кабину, не поверите, совершенно ЧЕРНУЮ девицу!!!
Вот это да!.. Вот таких у нас с Шурой еще не было!
— Я тебя спрашиваю, ви дайне форнаме, бля?.. — упрямо повторяет Водила. — Извини, забыл.
— Айм но эндостайн, — говорит черная и повисает на Водиле.
— Ногу-то выше поднять можешь? — спрашивает у нее Водила и сам своей рукой задирает ей ногу на высокую подножку кабины грузовика.
Потом берет ее за пышный зад и легко впихивает девицу прямо в кабину. Она начинает хохотать по-своему и падает прямо на меня. Я еле успеваю из-под нее выскользнуть. Водила тоже влезает в кабину и захлопывает за собой дверь. Черная девушка тут же с хохотом начинает расстегивать ему ширинку брюк.