Боже мой!.. Где же мне облегчиться?! Это же просто черт знает что!
Огромное, чудовищное, необозримое помещение, величиной с наш пустырь, с металлическим полом и уходящим черт знает в какую высь железным потолком было заставлено сотнями автомобилей, рядами стоящими вплотную - один за другим. Каждый автомобиль, будь это дальнорейсовый грузовик с длиннющим фургоном, автобус или обычный легковой автомобиль, был притянут к полу цепями и толстыми брезентовыми ремнями. И все это тряслось мелкой дрожью, а за стенками четко прослушивался ритмичный плеск воды...
Я промчался вдоль этого железного пустыря подо всеми машинами в поисках мало-мальски пристойного места для немедленного отправления своих естественных нужд, не обнаружил такого, и на последних усилиях воли поскакал поперек этого мрачного автоприюта...
И... О, счастье!!! У самой стенки, где плеск воды слышался наиболее отчетливо и близко, я увидел на стене большой красный щит с различными противопожарными штуками, скатанный в аккуратное кольцо брезентовый шланг с медной штуковиной на конце, а внизу, под щитом, - спасительный ящик с песком, из которого торчали вмятые туда окурки сигарет!
Ласточкой я взлетел на этот ящик, лихорадочно очистил себе место от окурков, быстренько докопался до слоя абсолютно чистого песка, и....
Клянусь, через пятнадцать секунд жизнь приобрела совершенно иной оттенок!
А еще через полминуты, уже зарывая все, мною исторгнутое, я подумал, что зачастую, квалифицируя понятие "Счастье" в нашей жизни, мы невероятно примитивизируем и ограничиваем список составляющих. Пять-шесть пунктов типа - Сытость, Благосостояние, Взаимная любовь, Победа (если она не очень кровава...), ощущение Дома, Восторг соития... И все.
И совершенно не учитываем десятки будничных, но поразительно важных элементов, дополняющих это понятие.
Ну, например, прекращение боли. Я помню, как дико болела у меня задняя левая лапа, когда я подрался со взрослым Ротвейлером! Я, правда, успел располосовать ему всю харю, но он прихватил меня так, что я уже слышал пение наших Кошачьих Ангелов на небе!.. Хорошо еще, что Шура зонтом отбил меня у этой сволочи...
Тоже были заморочки, не приведи Господь! Шура принес меня домой, сам промыл мне рану, и страдал, по-моему, больше меня. Пока ему не пришло в голову дать мне обезболивающую таблетку. Он растер ее в порошок, перемешал с несколькими каплями валерьянки, затем выколупал косточку из консервированной оливки и нафаршировал оливку этой массой. А я...
Хотите - верьте, хотите - нет, но я обожаю оливки и маслины! Я буквально трясусь, когда их вижу... Короче, я проглотил эту чудодейственную оливку и через полчаса я был абсолютно СЧАСТЛИВ!
Боли - как не бывало, от валерьянки - кайф и расслабуха, а в довершении всего Шура тут же скормил мне полбанки оливок и сочинил в мою честь веселые стихи о моей героической победе над Ротвейлером. Что само по себе составляло тоже одну из граней Счастья.
А разве не Счастье, что я все-таки наткнулся на этот ящик с противопожарным песком? Что не посрамил чести нормального и самостоятельного Кота, выросшего в интеллигентном окружении!
Разве не счастье, что мне сегодня удалось уберечь Котенка, помочь спастись Бродяге, дать возможность разбежаться Собакам, да и чего скромничать, и самому довольно эффектно избежать соприкосновения с Наукой в том виде, в котором мне это предлагали сделать Пилипенко и Васька!..
Нет, Счастье - это очень многогранная штука! И если вот, например, мне сейчас еще удастся раздобыть пожрать...
И я отправился на поиски "своего" грузовика.
Еще издалека я услышал голос своего нового знакомого:
- Кыся!.. Кыся!.. Кыся!.. Кыся...
Честно говоря, я никогда ни на какие "кис-кис" не откликаюсь. Это безликое "кис-кис" мне до лампочки. Те, кто меня знает, может назвать меня по имени, а я уже решу сам - имеет мне смысл подходить к этому Человеку или нет. Незнакомые мне Люди, которые вдруг начинают мне "кискать", - всегда вызывают у меня подозрение. Не то, что я кого-то там боюсь. Нет. Я знаю, что всегда сумею за себя постоять или вовремя смыться, но просто неохота ввязываться в лишние неприятности. А за последние несколько лет, особенно с того момента, как из магазинов исчезли обычные недорогие зимние шапки из крашеных кроликов, а на рынках и в ларьках стали появляться кустарные уродливые шапки из Котов и Кошек, неприятностей можно ждать от кого угодно.
Шура Плоткин как-то говорил, что этим занимается даже один его бывший знакомый - доктор наук. Я сознательно подчеркиваю - "бывший знакомый". Потому что, как только Шура узнал, чем промышляет теперь этот доктор искусствоведения, он сразу же прекратил с ним какие бы то ни было отношения.
Так что, если мы не знакомы, вы можете "кискать" до упоения. Я и головы не поверну.
Но на это неумелое "Кыся! Кыся!.." хозяина того грузовика, я побежал без малейшего опасения. Что-то в нем мне было симпатично. Даже то, как монотонно и беспомощно он кричал это свое безграмотное "Кыся!.. Кыся!.." Уже на бегу я успел подумать, что он вполне может не знать о кокаине в его фургоне! Сравните - девятнадцать миллионов нервных окончаний в моем носу и всего пять миллионов в его.
А, может, я и ошибался. Несмотря на всю мою жесткость характера и бойцовские качества, счастливо воспитанные во мне улицей, нашим пустырем, чердаками и подвалами, постоянной борьбой за выживание, за обладание, за первенство - мне, как и любому существу, выросшему все-таки в интеллектуальной среде, была свойственна некоторая идеализация симпатичных нам персонажей и событий.
Шура как-то заметил, что революция семнадцатого и события девяностых в очень большой степени обязаны этому интеллигентскому заблуждению.
Я, правда, ни черта не понял, что Шура хотел этим сказать, но по привычке поверил ему на слово.
Когда я подбежал у "своему" грузовику, я увидел, что дверцы его кабины распахнуты, а рядом стоит двухметровый хозяин "моего" грузовика и низкорослый, квадратненький и совершенно лысый мужичишко. Несмотря на то, что оба они были абсолютно разными людьми, - сходство между ними было, тем не менее поразительным! То ли джинсовыми курточками, то ли разноцветными тренировочными штанами (мечта Шуры Плоткина!) то ли возрастом - сорок, сорок пять - то ли обветренностью лиц, и конечно, руками! Вот руки у них были полностью одинаковые. Чисто вымытые, с грубыми потрескавшимися ногтями, с неистребимо въевшимися следами масел, грязи, металла. В застарелых шрамах и ссадинах. Сильные пальцы в безвкусных золотых перстнях, широкие запястья перепоясаны браслетами дорогих красивых часов. Из-под расстегнутых воротников клетчатых рубах поблескивают золотые цепи толщиной с хороший поводок для крупной Собаки.