Но почему ее владелец не здесь? Куда он пропал?
А еще она ощущала мужское начало того крупного человека, находившегося в контейнере, и это мужское начало ее заинтриговало и очаровало. Кроме того, она отметила, что в его присутствии у нее возникли странные чувства, чувства, которых она никогда не испытывала около немногих мужчин, с которыми она сталкивалась в своей прежней среде обитания. Ей никогда не приходило в голову, что у он мог бы говорить. Речь была только для владельцев, только кюры имели язык. Животные, такие как она, а также и других видов, были неспособны к таким вещам, так же, как они были неспособны строить загоны, делать в комнате светло и темно, сжигать предметы на расстоянии и так далее.
Они не могли даже сделать цепи и кандалы, в которые их иногда так беспомощно заковывали.
Но, по крайней мере, она еще не была прикована к этому мужчине цепями.
Однако ей было ясно, что мужчина в контейнере был самой близкой вещью ее владельца, таким образом, ей как любому меньшему животному, следует понимать, где лежит власть в этом маленьком мирке, и, соответственно, в каком направлении лежат ее интересы. Они были с более крупным животным. Она еще не была знакома с теми из более крупных животных, которых обратили против самих себя, кого связали, повредили, нейтрализовали и исказили ножами социальных технологий. Она просто не поняла бы их. В тот момент она была уверена, что она должна снискать его расположение, успокоить его, конечно, точно так же, как и другая женщина в этом контейнере. Она не могла прогнать ее, учитывая специфику того места, в котором она оказалась, но, конечно, она могла отогнать соперницу, и, она наделась, так запугать, что та не посмеет выдвинуть хоть малейший вызов ее приоритету. Мужчина должен был быть ее. Другой самке следовало не позволить нарушить этого решения. Соответственно, она, как возможная соперница или конкурентка, должна быть устранена, тем или иным способом, физически или психологически, или обоими сразу. Женщина со Стальных Миров окинула вторую женщину оценивающим взглядом. Она решила, что будет нетрудно научить ее бояться и показать ей ее место. Если бы мужчина был кюром, то она ухаживала бы за ним, разглаживая и прилизывая его мех, ища в нем насекомых. Иногда ее владелец разрешал ей вытирать и сушить его зубы ее волосами, убирая застрявшие там волокна мяса. Также, весьма часто он разрешал ей чистить языком его ногти и когти. Это была чистая гигиена и ничего больше. Никакого особого символизма в этот процесс вовлечено не было. Она была просто послушным домашним животным, обслуживающим своего хозяина. Это ничем не напоминало методы Краснокожих из гореанских Прерий, которые довольно часто приказывали своим голым белым рабыням ложиться на животы перед их высокими, мохнатыми кайилами, и в беспомощном рабском изнеможении обихаживать простых животных своих хозяев, лапы и когти которых они должны вычистить губами и языком. Причина такого обращения лежит в их традициях, называемых Памятью. Немногим белым разрешают появляться в Прериях. Обычно на них охотятся и убивают. С другой стороны, красивых белокожих женщин принимают как рабынь, и иногда на торговых местах выменивают их, расплачиваясь обычно шкурами Пте или, как их еще называют, Кайилиауков. Порой, они также устраивают набеги, после чего растворяются в глубинах Прерий. Иногда они держат своих белых рабынь в стадах, которые пасут и охраняют подростки, но обычно они в своих красочных, расшитых бисером кожаных ошейниках служат в вигвамах своих краснокожих владельцев. Женщины же, родившиеся в Прериях, если их не остановят мужчины, обращаются с ними с непередаваемой жестокостью. На долю рабынь выпадает множество работ, помимо которых они еще и доставляют своим хозяевам большое удовольствие в их вигвамах. Некоторые белые женщины сами бегут в Прерии, где они могут стать рабынями таких мужчин.