— Друг мой, это ты, что ли? — послышался из-за двери голос жены. — Что топчешься, не заходишь? Случилось что-нибудь?
Василий вошел в дом. На столе его уже ждал ужин. Изголодавшийся охотник накинулся на еду.
— Долго, долго гуляешь, — ласково и в то же время с подозрением проговорила Хоборос.
— Никак не разберусь в хитросплетении здешних тропинок, — Василий с аппетитом уплетал мясо. — Зайду в чащу — не знаю, как выбраться. Ты почему со мной не ходишь? Тоскливо в лесу одному. Или дай мне кого-нибудь… Петю хотя бы. Он, кажется, парень толковый.
— Сам целыми днями бездельничаешь, да еще хамначита[13] от работы хочешь оторвать?
— Ну, положим, работников у тебя хватает.
— Хватает не хватает, а усадьба запущена. Построил бы новый амбар, лишним не будет.
— Надо разобрать старый, тот, что с подвалом. Добавить десяток свежих бревен — вот тебе и новый.
Хоборос неодобрительно покачала головой: что значит пришлый человек! Ничто не дорого ему в Кыталыктахе. Как можно замахнуться на сделанное руками предков? Все, что построено при отце, и деде, и прадедах она не тронет никогда — ни юрт, ни погребов, ни сэргэ.
Василий прикончил жаркое и налил в чорон кумыса.
— Нет, правда, дай мне этого парня. Каждый день плутаю, не зная охотничьих мест. Верст пятнадцать отмахаешь, а домой — пустым.
— Тебя, наверно, другая дичь тянет. С кудрями вместо перьев, — вырвалось у Хоборос.
Василий сделал вид, что не расслышал.
— Но сегодня мне повезло. Царя птиц подстрелил.
— Кого-кого?
— Орла. Да какого громадного! Весь заряд принял, ни одна дробинка, наверно, мимо не прошла. Да я тебе его сейчас покажу, — он выскочил в сени. — Эй, Петя, Принеси-ка мою добычу, госпоже показать!
Чуть не задев Василия плечом, в столовую проскользнула Нюргуна — видимо, убрать со стола. Василий еще раз позвал Беке, но ответа не дождался и, пожав плечами, — повернул назад.
— Ты убил орла… — срывающимся от волнения голосом заговорила Хоборос. — Неужели ты вправду убил орла?
— Ну, убил. Да что с тобой?
— Пропали мы, о-о, пропали! — завыла Хоборос, схватившись за голову. — Ты поднял руку на священную птицу, покровителя нашего рода!
— Боже, сколько в тебе предрассудков! — покривил губы Василий.
— Нюргуна, Нюргуна, дитя мое, иди сюда, — Хоборос бессильно навалилась на плечо племянницы. — Ты слышала, что сделал этот человек? Что теперь с нами будет? Жили мы тихо, мирно, никому не мешали. Какие несчастья посыплются на нас?
Горячее, прерывистое дыхание тетки обжигало Нюргуне щеку. И ей стало не по себе — она чувствовала, что с Хоборос вот-вот случится припадок.
— Скажи, друг мой, — чуть слышно произнесла Хоборос, — может быть, твой орел сам искал смерти? Может, сам летел на дуло ружья? Может, не мог поднять крылья от старости? Говорят, человека, освободившего от жизни такого владыку птиц, ждет счастье.
— Какое там искал смерти! — рассмеялся Василий. — Мощный, матерый хищник. Он хотел вцепиться когтями в только что вылупившегося утенка. Думал съесть беззащитного, да не тут-то было. Нашлась и на него управа.
«Какой добрый, жалостливый человек, — подумала Нюргуна. — Он защитит любого слабого… Не только утенка. А тетя… она сама готова заклевать кого угодно». И как бы в подтверждение ее мыслей Хоборос закричала:
— Утенка пожалел? А нас кто теперь пожалеет? В старину один наш родственник тоже убил орла. Вся его семья умерла в страшных корчах! Надо сейчас же послать за шаманкой Ульяной. Пусть заклинаниями очистит дом от греха…
Василий обнял жену за плечи:
— Голубушка, успокойся! Чепуха все это! И орел, и шаманка. Ну, подумай, чем может грозить человеку птица, да еще убитая?
— Ты не знаешь… не знаешь… — успокаиваясь от скупой ласки мужа, бормотала Хобо рос. — Я же тебе говорю: в старину…
— Так то в старину! С тех пор человек стал сильнее, орлы — наоборот. Не надо звать шаманку. Что обо мне скажут: в доме учителя — шаманят!
— Да? Ну ладно, придумаем что-нибудь другое…
Казалось, мир — установлен. Но в эту минуту широко распахнулась дверь:
— Держите ваш трофей, ха-ха!
И посреди комнаты, брошенный сильной рукой Беке, распластался убитый орел. Его каменные когти и клюв грохнулись о доски пола, кроваво-красные немигающие глаза уставились в потолок.