— Это приказ королевы? — окликнул их Дукан с последним вопросом.
— Ха. А у нас есть королева? — человек рассмеялся, махнул рукой и прошёл мимо. Несколько участников марша рассмеялись. — Передай ей, чтобы она шла в задницу. Сами разберёмся.
Дукан вернулся в растерянности, уселся рядом с ними, забил трубку и начал дымить, изредка поглядывая по сторонам. Глаза Розари снова закатились, и она уснула крепким сном.
Виденье 14. Сила пламени
Первые схватки с небесными левиафанами обернулись потерями, но не напрасными — ценой нескольких жизней зерафитов было знание о том, что эти чудовища уязвимы и смертны, пускай и убить их и непростая задача. Небесные киты и не думали соревноваться с зеркан в скорости и способности разить огонь и молнии — вместо этого их основной задачей было переносить войска. Несколько сотен отборных воинов-темников или чего более неприятного, могли вдруг оказаться далеко в любой точке королевства и нанести там удар. Сжечь порт, разрушить мост, опустошить город, перехватить обоз, убить командующих или взять заложников.
Эта новая тактика, вместе со всё более наглеющими разведотрядами темников, делала Небесный Дворец и его страшное оружие практически бесполезным. Дворец и Госпожа могли оказаться только в одном месте, а удары могли быть нанесены сразу по нескольким целям. И если поначалу они были лишь раздражающими, как укусы комаров, то ближе ко дню Шестой Битвы, они наносили всё больше урона и хаоса.
И из этого хаоса и родилось их поражение.
Розари пришла в себя через час. Попила воды, перекусила и стала выглядеть куда лучше. Они двинулись неспешно и стараясь сберечь её силы. Дукан пребывал в задумчивости.
— Кальдур.
— Да, старик.
— Ты же прожил в этих местах, сколько, десять лет?
— Да, около того.
— Что здесь происходило?
— Да ничего особого. Как мои раны затянулись, дядя начал учить меня возделывать землю и ухаживать за скотом. Этим занимались большую часть времени, а зимой… ну зимовали.
— Нет, дубина, что происходило в окрестностях деревни?
— Я не интересовался и не покидал её пределы особо. Старался держаться тише воды, ниже травы и не выделяться.
— Ну ты же слышал что-то хотя бы! Разговаривал с людьми. Или хотя бы слышал что говорят.
— Хм. Первые годы после падения Дворца помню смутными и голодными. Армия забрала много что для своих нужд у местных. Много кто пропал, но много кто вернулся... кто-то пришёл жить из других деревень, которые не уцелели. Фронт и горы были достаточно далеко. Иногда были слухи о том, что темники шастают туда-сюда, но к нам они до того дня не заглядывали. Деревня-то моя на отшибе стоит, далеко от тракта. Бывали у на конечно путники и соседи, но ничего такого они не говорили. Армия Госпожи разгромлена, уцелевшие бежали вглубь страны. Армия темников осела у горы, укрепляет свои позиции и не двигается. Потом было лет пять спокойно и только в последние пару лет опять поползли всякие слухи.
— Кто-нибудь из местных хотел… ну отыграться… дать сдачи? За поражение.
— Не. Народ у нас был мирный. Кредх служил в армии, забрали его ещё до того, как я появился. Он прям с поля брани домой вернулся. Когда пил лучше к нему было не подходить. Бранился и кричал. Спал плохо.
— Понятно. Может, что-то и поменялось в сердцах.
— Может, — вздохнул Кальдур и поднял глаза на горизонт.
Чуть дальше виднелись холмы и мельтешила дымка от просыпающийся Явор, где-то там, чуть дальше были места ставшие ему родными. Он не выдержал и призвал часть доспеха, чтобы зрение его стало лучше. Остановился и замер.
— Что там, Кальдур? — тревожно спросил Дукан.
— Там, за холмами, моя деревня.
— Сейчас не время для ностальгии. Чего встал? Пойдём.
— Я вижу дым. Чёрт, я хотел пройти мимо. Вряд ли бы меня там приняли, после того что устроили темники. Но там дым. Там… дым. Не могли же её сжечь дважды?
Дукан что-то говорил ему, отговаривал, ругался но Кальдур уже не слушал. Натянул лямку сумки, пошёл быстрым шагом и почти сразу сорвался на бег.
***
По всей деревне горели костры. В каждом дворе и по всему берегу. Каждая печь в доме смолила дымом, и от каждого порога взметался столб подметаемой пыли.
Никто и не помнил откуда пошёл этот обычай, но все знали, что он связан с весной и обновлением. Всё старое и ненужное надлежало отправить в огонь. А всё что огня не заслуживало, надлежало прибрать, подкрасить, починить и обновить.
— Вернулся, значит? — дядя не сдержал радостной улыбки, снял шляпу и облокотился на свою тяпку. — А я всё поле перекапываю. Ох и лютая же была зима! Не помню такой. Всё никак почва не отойдёт от хватки. Тяжёлая такая и непокорная. Все руки себе сорвал до мяса. Изругался весь, да почти проклял её, как ты каждый год проклинаешь. Ну? Чего стоишь? Помогай.
— Да чистое ж и ровное оно, как доска полированная, дядь... В том году его всё вылезали и перекопали... — прошептал Кальдур, не в силах отвести от дяди глаз. — Какой смысл?..
Дядя утёр пот со лба, посмотрел на горизонт и покачал головой, улыбнувшись юноше.
— И когда же ты повзрослеешь, Кальдур?.. Вы, молодежь, всегда хотите обмануть весь мир и пойти самым коротким путём, получить результат здесь и сразу, но так это не работает. Земля, Кальдур… земля — это всё что у тебя есть. И то, что у тебя никогда не отнимут. На ней стоит мир, и она всегда будет у тебя под ногами. Сколько бы не было у неё хозяев, она всегда найдёт для тебя клочок, она даёт существовать тебе и всему живому вокруг тебя. Уважай её, люби, возделывай — и она будет кормить тебя весь год. Мы делаем её мягкой дважды, чтобы она дважды была мягкой с нашей едой, Кальдур. Так делал мой отец, и мой дед, и мой прадед. И будешь делать ты. Когда наберёшься ума.
— Но наши соседи так никогда не делали... У них такой же урожай…
— Не такой, юноша, — дядя рассмеялся и зычно крикнул на всё поле: — Ой, не такой! Ты бы попробовал их репу… и самогон, прежде чем говорить так. Хочешь жрать досыта, Кальдур, и не голодать зимой — дай своей земле всё, что сможешь. И в ответ она так же — даст тебе всё.
— Не даст она мне ничего…
Виденье из прошлого растаяло. Ветер зачерпнул с пустого поля земли, превратил её в пыль и унёс прочь.
Сердце его не билось, пульсировало сжимающей болью, которую он сам не ожидал от себя. И совсем остановилось и замерло, когда он прошёл поле и увидел вдалеке пепелище, оставшееся от деревни.
Не было тут больше жизни.
Женщины не пели песни на берегу, рыбаки не готовили лодки, никто не чинил дома и не готовился к посевной. В звенящей тишине лишь иногда слышался ветер.
Их дом ещё тлел и дымился, крыша и стены обрушились и внутри не осталось ничего целого. Он нашёл дядю на заднем дворе, сидящего, прислонившегося к забору.
— Обещай мне, — услышал он голос.
— Да, дядя.
— Обещай мне, что оставишь всё это и найдёшь покой. Не было у меня жены и не было сына. Но в один день, ты упал с небес и стал мне больше, чем родной кровью. Обещай мне, что продолжишь наш род и отдашь этой земле хотя бы одно семя.
— Обещаю.
Слова прозвучали у него в голове ясно и чётко, словно дядя ещё был здесь. Его тело давно остыло, глаза успели выклевать вороны, а кровь от раны на животе спечься. Его дядя был мёртв уже несколько дней.
***
Доспех сам выбрался наружу.
Холодная ярости кипела внутри их обоих, заполняла внутренность неотвратимостью и льдом. Он не сдерживал крика.
Ему не нужно было искать следы на земле или поломанные ветки. Он уже чуял. Вдалеке за несколько горизонтов, было нечто тёмное, тяжёлое и клубящееся, жаждущее крови и мечущееся.
Он сразу же устремился туда.
Гончие тоже учуяли его, завыли так, что кровь у их хозяев стыла в жилах, а потом разразились лаем, полным злобы и ожидания.
Он ворвался в их ряды, застал врасплох, озадаченными и неготовыми, только-только развернувшими построение. В прошлом доспехе, он бы расправился с ними за несколько минут, изрубил бы их клинками, нарезал, что колбасу, залил бы всё вокруг кровью, но у Мрачного Колосса клинков не было.