— Порядку мало было, особственно под конец. Только вот своим мы бошки не рубили и на деревьях не вешали. Не дело это.
— Брешешь! Чего у вас дезертиров и воров что ли не было?
— Мы с ними сами разбирались. Тёмную им устраивали, да отпускали. Им с нами воевать бок о бок, нельзя так со своими.
— А чо думаете... на счет того, что за него сказали? Чо он ну... продать нас хотел. М?
— Старому ветерану бы покоя, я не с вами по лесам бегать. Вот за это его головы лишать... ну слишком же, как вы, юнцы, не понимаете.
— Меня вот беспокоит, что он за нами так и не пришёл. Ежели бы не чудик этот шипастый — пропали бы мы. Заморили бы нас темники, или бы чего хуже погнали бы к себе в рудники, работать до смерти, а потом тварей их кормить своим мясом.
— Навроде он раненый был, да хорошо так, что не мог прийти.
— Не так он уж и плохо выглядел...
— Не веришь?
— Да, верю-верю. Мы скока с ним шли, а он же ничего такого не творил. Не замечен, сечёте? Мог бы прийти — пришёл бы. Да если б пришёл даже, то и чо? Раскидал бы всех в одного? Войска-то у него и не осталося считай.
— Ну такие люди есть, которые на словах персти Господи, а на делах у них внутрях говна не меньше твоего плещется. Пришёл бы, хотя бы ради приличия. Посидел бы в клетке с нами.
— А может быть, темники бы его так споро и не порешили, кстати... Хм.
— Дело прошлое. Тут королева верно сказала, не важно как Воким кончил. Запомним, кем он был.
— Да. Запомним.
— За Вокима!
— За Вокима!
— Не чокаясь, дурень! Куда стакан тянешь за мёртвого!
— За Вокима!
— Лёгкой дороги!
— Тёплой встречи!
— И пускай этот крепкий ублюдок родиться снова!
— За Вокима!
Не то, чтобы его сильно интересовало мнение простых бойцов и работяг в вопросе, в котором они никогда не разберутся, просто чтобы принять решение и разработать план ему нужна была пища для размышлений.
Он смотрел и на красно-белых, которых в лагере прибавилась настолько, что и он, и солдаты Вокима уже чувствовали себя пленниками. У них внутри никаких терзаний уже и не было, королеву они приняли как родную и были готовы лить за неё кровь.
Но что-то в них было такое, с чем Дукану дело иметь не хотелось. Черта, которую хотелось провести между солдатами Вокима и солдатами в красно-белом, была такой же навязчивой и жирной, как и черта между обычным человеком и темником.
И тогда Дукан понял.
Королева может и чиста, но служить ей он, как и многие вроде него, просто не сможет. Она нечто чужеродное. Некий сорняк, который портит всё поле. А сорняки нужно удалять.
***
— Так не выйдет. Воду теперь проверяют раза на три. Как и вино.
Сердце Дукана заколотилось бешено, руки мигом свело судорогой, и он лишь чудом удержал мешок с ядом, занесённый над открытой бочкой.
Вместо стражи в проходе застыла фигура в плаще и со странными даже для красно-белых знаками отличия.
— Поменял внешность, говор и походку. Умно. Я думал ты всё ещё с кайрам.
Вторая фраза звучала не так нервно, и Дукан вдруг узнал голос. Анфлис. Он был один и без обнажённого оружия. Значит, их встреча, при столь особенных обстоятельствах по крайней мере начнется с разговора.
— Умно? Не принимай меня за за салагу, — Дукан чуть разогнулся и прикинул, сможет ли он быстро освободить руки и достать меч. — Тут нужно будет очень сильно покапать, чтобы кто-то вообще припомнил Дукана.
— В общем, у тебя не выйдет. Остановись, пока ещё можно, — угрозы в голосе Анфлиса не было совершенно, напротив, он был скорее благожелателен.
— Или что? Крикнешь стражу?
— Очень бы не хотелось превращать всё это в дерьмой фарс.
— Что? Она всё ещё держит тебя за горло заложниками или положением?
— Нет. Моё положение при ней крепкое и свободное. Меня держит здравый смысл. И какого чёрта ты вообще задумал? Хочешь отравить всю воду? Отравишь всё командование, может зацепишь её, и что по-твоему, нам всем станет легче?
— Уже мне точно, сынок.
— Если сделаешь это, последний символ нашей борьбы падёт, а мы пойдём ко дну вместе с ним. Некому будет повести войско в битву.
— Незаменимых нет, — усмехнулся Дукан.
— Ты прав, но ты сам знаешь как тяжёло найти человека за который пойдут остальные. Ты и я, мы знаем и умеем многое, у нас есть опыт и виденье, мы могли бы управлять, но люди просто не послушают нас. Вокима больше нет с нами. Твоя знакомая Графиня умерла в походе. Фигур, которые можно было бы выставить на доску, просто нет под рукой, понимаешь? А нас не послушают.
— Не послушают, — согласился Дукан. — Но не стой у меня на пути. Это было тяжёлое решение.
— Я и не стою. Я предлагаю иной путь. Понимаешь? Мы тут договоримся.
— О чём?
— О том, как всё будет. Королева должна довести войска до гор Ногх. Войска должны быть объедены под общим командованием и вдохновлены сильным правителем. Войска должны опрокинуть темников, разломить их твердыню и тех, кто переживёт бой, за переделы нашей границы. Королевство должно быть освобождено. А лучше, чтобы был зачищен и остров Ногх.
— Прекрасный план для мясорубки, мальчишка. А как она собирается победить легионы тварей, с которыми человеки сражаться не предназначены? М?
— У неё есть и на это план, поверь мне.
— Допустим, она что-то сможет. Допустим, мы даже победим в этой войне. А что потом?
— Не потом, а во время. Королева героически погибнет и о ней сложат легенды.
— Мы выберем правителя, в котором у нас не будет сомнений. Не тебя и не меня. И не тех, кто всё просрёт в очередной раз. Быть может, нам даже придётся вырастить этого человек с пелёнок, чтобы он получился... таким как нам нужно. Нам нужен будет человек, который отстроит всё заново. Тот, которого послушают. Того, кто поведёт нас.
Дукан застыл на месте, подумал немного, отложил яд и снова прислушался. Анфлис говорил интересные вещи.
Виденье 48. Древо шипов
— Ты бы хотел передохнуть от всего этого?
Нежный и усталый женский голос заставил Кальдур встрепенуться. Он дёрнулся, мотнул головой и руками, и тут же ощутил себя очень странно — будто бы его погрузили на глубину, и теперь вода мешает ему свободно двигаться.
Ночь стояла необычайно яркая, звезды мерцали, словно рассыпанные из кошелька драгоценные камни, в небе было сразу две луны, одна поменьше, привычная, другая побольше, с красноватым оттенком и неправильной формы. Вокруг было поле из цветов и травы, их нещадно колыхал ветер пахло душно, но сладко.
Кальдур попробовал пройтись и его шаги порадили странные приглушённые звуки и долгое эхо. Он посмотрел на свои руки и не узнал их. Его движения были смазанными, как и краски вокруг. Он во сне, и в первые за всю свою жизнь осознаёт это ясно и чётко.
На краю поля стояла девушка. Она смотрела на луны, обняв себя за плечи, выглядела невысокой, грустной и хрупкой. Её кожа и волосы были золотистого цвета, на ней было лёгкое белое платье, которое почти ничего не прикрывало и было прозрачным.
Она была очень красивой и выглядела знакомой. Имя вертелось у него на языке, но он знал, что лучше не произносить его.
Повинуясь странному импульсу, он подошёл сзади и заключил её в объятия. Она рванулась от него прочь, но он только крепче сжал руки, подтянул к себе, зарылся лицом в волосы. Она ещё немного поборолась и успокоилась. Её кожа была упругой, гладкой и твёрдой, пахла она ещё слаще цветов, растущих вокруг.
— Если бы мы могли убежать куда-то далеко отсюда.
Её запах пьянил так сильно, что моментами он проваливался в пустоту. Было приятно стоять вот так, но ему хотелось большего. Он убрал её волосы набок, потянулся губами к шее.
— Мне кажется это всё никогда не закончится. Я так устала.
Она не отвечала на его ласки, чем только больше раззадоривала. Его самого поразила уверенность и привычка, с которой он обращался с этой женщиной. Он увлек её на траву, преодолел вялое сопротивление, оказался сверху, дал волю рукам и заставил ответить на свои поцелуи.