Выбрать главу

Сергей перестал дышать в тот момент, когда он и Алексей стали одним целым. Впервые в жизни от соединения с мужчиной он вдруг ощутил себя завершённым, дополненным, нашедшим что-то, что было давно потеряно, и, шумно вздохнув, протянул руки вперёд. Алексей сжал его в крепких объятиях, продолжая ритмичные движения. Он покрыл десятком поцелуев его лицо, шею; Сергей прижимал к себе юношу, будто и вправду хотел слиться с ним воедино.

С чужих плеч он опустил руки к ладоням. Переплетая пальцы со своими, юноша будто искал опоры, чтобы оставаться в реальном мире и не утонуть в пучине удовольствия, накрывающего с головой, когда Алексей касался его шеи груди, живота и ниже. Тяжело дыша, Сергей стал исследовать руками его тело, а разум — воссоздавать изображение: сильные руки, обнимающие человека; быстро вздымающаяся грудь; напряжённая спина, по которой хочется провести сверху вниз. Сергей взял чужую ладонь и поднёс к своему лицу. Алексей неспешно коснулся большим пальцем верхней губы, нижней, дотронулся до кончика языка…

Услышав чужой стон и почувствовав, что Алексей крепко сжимает подушку под его головой и ускоряет темп своих движений, Сергей коснулся себя и вскоре ощутил обжигающий импульс удовольствия, пробирающий до самых костей и отдающийся в кончиках пальцев, что тоже заставило его негромко простонать сквозь стиснутые зубы.

Лёжа под одним одеялом, двое молчали и дышали в унисон. Их ноги переплетались, а мысли были направлены исключительно друг на друга. Сергей думал, что никогда в жизни не испытывал того, что позволял ему испытать Алексей; Алексей не мог вспомнить хотя бы один момент жизни, когда бы он испытывал к кому-либо такую же большую любовь, как сейчас. Оба были уверены в том, что произошедшее сейчас — правильно, несмотря на прописанные церковью законы морали, не позволяющие двоим мужчинам даже думать о том, чтобы соединиться. Это должно было произойти ещё раньше. Это должно было произойти ещё до их рождения: их душа не должна была разделяться на две части, которые по отдельности страстно любили и ужасно страдали.

***

Алексей чувствовал теплоту гордости в своей груди, когда видел Сергея, крепко сжимающего трость, и с невероятным упорством преодолевающего все препятствия на пути от спальни до порога дома, а затем от ступеней до яблони. Юноша был полон решимости обезоружить судьбу своей жаждой жизни, показать ей, что его, несмотря на проявленную ранее слабость, тяжело сломить. Он спотыкался и хмурился, но продолжал идти; натыкался на предметы, но, тяжело вздохнув, убирал их на то место, с которого они упали; по-прежнему нежно обнимал своего друга, но никогда не позволял ему говорить слова жалости или помогать, когда этого никто не просит.

В один день Алексей повёл Сергея под руку в сад. Не говоря ни слова, он смотрел, как тот опустился на траву и стал прислушиваться к движениям крыльев насекомых, шороху листьев, к аромату цветов и касаться земли. Юноша замер, когда его пальца коснулись крошечные лапки бабочки. Он улыбнулся и попытался дотронуться до неё, но спугнул насекомое, и оно упорхнуло прочь.

Алексей вдруг вспомнил, что Сергей любил читать здесь, под деревьями. Он по целым часам сидел спиной к солнцу, чтобы не щуриться на яркий свет, и ему не было дела до всего окружающего. Иногда он позволял Алексею лечь рядом и читал вслух. Тот внимательно разглядывал его пальцы, бережно перелистывающие страницы, сосредоточенное лицо, глаза, полные всяких мыслей, слушал бархатный голос, которым чётко выговаривали слова. Речь Сергея была прекрасной, никто из прежних знакомых Алексея не мог заставить его слушать, затаив дыхание. Сергей рассказывал о своём давнем увлечении ораторским искусством, и всё становилось на свои места. Это вызывало в Алексее такое восхищение, такой восторг, что юноша не мог бороться с собой, и в конце концов книга оказывалась отложена в сторону, а Сергей — заключён в страстные объятия.

— Подожди меня, — бросил Алексей и быстро удалился в дом, откуда вернулся с книгой в руках.

— Что случилось? — взволнованно спросил Сергей.

— Ничего. Я просто принёс книгу, — ответил Алексей. — Едва не потерялся между «Капиталом» и Островским.

— И что же ты принёс? — поинтересовался Сергей, будто бы даже немного огорчённый тем, что эти книги остались без внимания.

— Исторические очерки, — озвучил надпись на обложке Алексей и лёг на живот, кладя перед собой книгу. — Ты начинал их читать мне, а я закончу.

— Спасибо, — только произнёс Сергей и улыбнулся смущённо и очаровательно.

Едва прочитав несколько предложений, Алексей оказался прерван ужасным кашлем Сергея. Охваченный страхом, он метнулся к нему и увидел, что юноша задыхается. Не зная, что делать, он похлопал Сергея по спине, но быстро признал, что этим едва ли можно помочь: нет сомнений, причина у этого та же, что у наступившей слепоты. Через несколько секунд приступ прекратился. Дыхание перепугавшегося Сергея долго не могло выровняться, но, когда это произошло, он спросил:

— Ты ведь тоже думаешь, что теперь эти приступы будут всегда?

Алексей не ответил, лишь обнял его в знак поддержки. В его силах было только одно: обещать продолжать быть рядом.

Вскоре юноши вернулись к книге. Чтецкое мастерство Алексея не было выдающимся, но он искренне старался не разочаровать слушателя. Голос его был красив, богат немного неумелыми, но яркими интонациями. Сергей слушал своего друга и заново влюблялся в его голос, так усердно озвучивающий текст ради ослепшего. Стоит ли говорить, что в этот раз по его желанию книга была оставлена, а читающий — зацелован?..

========== Часть четвёртая. Бессмертие души покупается любовью ==========

Утром Сергей был холоден и задумчив. Он не отталкивал Алексея, но не отвечал на его нежности. Ближе к завтраку он произнёс:

— Алексей, можно нескромный вопрос?

— Да, конечно, — с готовностью кивнул тот.

— Есть в этом Париже публичные женщины? — безразлично спросил Сергей.

— Конечно, есть, — усмехнулся такому вопросу Алексей, не придав сначала ему значения, но насторожился. — Почему ты спрашиваешь?

— Без причин, — после недолгой задумчивой паузы произнёс Сергей. — Просто интересуюсь.

— Ну, — удовлетворённый ответом, Алексей решил пересказать все свои скудные знания в этом вопросе, полученные пару лет назад от приятелей, живо интересующихся данной темой, — есть много «улиц красных фонарей»: площадь Пигаль, или улица Сен-Дени, например.

— Хорошо… — многозначительно протянул Сергей, заставив Алексея вновь насторожиться.

— Серёжа, чего ты мне недоговариваешь? — спросил он. — Зачем тебе?

— А что, ты ревнуешь меня? — непривычно грубо, с вызовом, со злорадной усмешкой произнёс Сергей. — Может, я перед смертью решил начать грехи свои исправлять? Может, я решил стать нормальным мужчиной?

Алексей быстро заметил слабость и беззащитность, прятавшиеся за этой грубостью, и не придумал ничего лучше, чем подыграть Сергею и дать ему осуществить свой план, каким бы он ни был.

— Становись, если хочешь. Я тебе мешать не стану. Могу даже женщину сам найти и привести сюда.

Сергей был пристыжен и оскорблён. Он был зол на себя за то, что так язвительно и беспощадно заявил о своём желании изменить человеку, который его любил, и поражён его спокойным снисхождением. Неужели он позволит ему спать с проституткой? Конечно, потому что доверяет и позволит что угодно, если Сергей посчитает, что это пойдёт ему на пользу.

И он согласился. По выражению лица Алексея стало ясно: тот до последнего надеялся на то, что все эти вопросы останутся гипотетическими. Однако, приняв невозмутимый вид, юноша хлопнул входной дверью и снова появился на пороге лишь спустя три часа, да не один, а под руку с пышногрудой брюнеткой в вульгарном потрёпанном красном платье.