— Что с ней такое? — успел крикнуть вслед Сергей, возбуждённый от страха и возмущения.
— Это одна из нормальных реакций для её состояния, — ответила молодая женщина, ещё не приобретшая презрения к умирающим. — У неё сильная головная боль. Мы не можем ничего с этим поделать. Скоро она должна пройти, но возвращения долго ждать не придётся.
Позже Лиза уснула в объятиях Сергея, вспомнившего, как много лет назад он успокаивал свою тогда ещё совсем маленькую сестру, когда у той болел живот. Оказалось, забота и нежность имеют одинаковый эффект и на боль тех, кому пять месяцев, и тех, кому пятнадцать лет.
25 июля 1913
Не знаю, зачем я пишу это. Должно быть, чтобы просто унять волнение, собраться с мыслями. А если меня накажут за то, что я собираюсь сделать, я смогу использовать эту запись как объяснение своего поступка.
Три дня назад, когда я объяснился Сергею в любви, в его лице у меня появился тот человек, ради которого я без колебаний пойду на безумные вещи. Возможно, однажды это обожание погубит меня, но я буду страдать, не сожалея и не обвиняя в этом никого. Стоило Сергею сказать о том, что он хотел бы сбежать из Дома для умирающих, я потерял покой и стал одержим идеей исполнить его желание.
Сперва мной двигала пылкая жажда свернуть горы ради этого человека, но позже я рассудил, что худшее, что мы можем сделать — это провести всё недолгое время, что нам отпущено, в этом полном отчаяния месте.
Чтобы понять меня, достаточно осознать наше с Сергеем положение. Каждому из нас осталось жить не больше года. По статистике, пятьдесят процентов умирающих душ не протягивают и пяти месяцев. Из них половина совершает самоубийство, а другая не переносит самых разных болезней. Более того, в любой момент у нас может прекратиться дыхание, остановиться сердце. Кроме того, испортить жизнь может повреждение мозга, отказ конечностей и множество других ужасных вещей. Самое страшное, что доктора ничего не могут сделать, только уменьшить боль в некоторых случаях. Так не лучше ли умереть от остановки сердца в своём доме, в парке или в морском путешествии, нежели в столовой с ужасными белыми стенами? Шансы найти свою родственную душу здесь только уменьшаются. А мы с Сергеем не имеем их вовсе. Женщины его не привлекают; мужчинам редко предназначаются мужчины. Я же не хочу искать ту, что предназначена мне. Эти правила слишком жестоки, чтобы соблюдать их. Я всем сердцем люблю другого мужчину, так почему же мне нужно отказываться от своих чувств ради той женщины, которую я ещё не встретил?
Закон есть закон. Император возложил ответственность за умирающих на дома, в которых о них заботятся, поэтому никто не может покидать территорию, ограниченную забором, ни при каком условии. Однако я рискую пойти против этого правила. Всё равно мне нечего терять. Я выбираю провести остаток дней с Сергеем, насладиться его обществом, как делают все влюблённые. Мне стыдно перед докторами и сёстрами, но что я могу сделать? Видит Бог, я выбрал то, что лучше для всех.
Три дня назад я послал письмо своему отцу. Ему несказанно повезло, он встретил мою мать тогда, когда на его запястье оставалось шесть меток, и он ничего не знает о правилах Домов для умирающих. Я сказал, что мне разрешили навестить свою семью, попросил приехать за мной вечером сегодняшнего дня. Предупредил, что буду с другом. Сёстрам сказал, что отец приезжает, чтобы увидеть меня и заодно забрать некоторые вещи и отвезти вещи Сергея его семье. В уличной одежде мы будем потому, что перед отцом неуважительно показываться в больничных одеждах. Если я правильно понял, они поверили и ничего не заподозрили.
Что не далось легко, так это решение вопроса с документами. Все наши ценные бумаги теперь здесь, в специальной комнате, где когда-то работал наш сосед Григорий Гуляев. Разумеется, вчера мы обратились к нему. Теперь он один знает о нашем плане побега. Мне и Сергею пришлось пожертвовать всеми деньгами, что у нас были, до последней монеты, чтобы он никому не выдал нашей тайны и согласился выкрасть документы. Григорий в красках расписал, как ужасна станет его жизнь здесь, если он будет пойман, как тяжело будет найти бумаги, но потом, ночью, всё-таки согласился. Мы с Сергеем дрожали от волнения, но терпеливо ждали, крепко сжав пальцы друг друга на удачу. Едва мы подумали о том, как мучительно долго ожидание, Гуляев появился в дверном проёме с двумя объемными конвертами с бумагами в руках. Не прошло и пяти минут, как документы были в наших с Сергеем руках. Больше ничего не осталось, только ждать назначенного часа и тогда как можно быстрее садиться в отцовскую машину да надеяться на расторопность шофёра. Морщинистый старик, сидящий в коридоре, — единственный, кто следит за порядком здесь. Ничего удивительного здесь нет: люди в подобных местах полны спокойствия и смирения. Гнев усмиряют сёстры с помощью нескольких уколов, а тех, кто теряет способность отвечать за свои действия, перевозят в другой Дом.
Этим утром я не мог не проснуться раньше всех. Я пишу взмокшими от волнения руками и смотрю на умиротворённое лицо спящего Сергея. На этих самых страницах я пишу то, что останется в этом журнале навсегда. Пусть помимо описания нашего побега здесь будет эта клятва: я обещаю быть вечным хранителем свободы Сергея — того, что он ценит больше всего в этой жизни.
***
У Сергея от счастья едва не остановилось сердце, когда три дня назад Алексей положил руки на его плечи и объявил, что совсем скоро они сбегут из этого места, а после, чтобы не потерять ни секунды на разбирательства из-за побега, и вовсе отправятся в другую страну.
Однако сейчас он никак не мог радоваться освобождению, ведь Лиза остаётся здесь. Бедная Лиза, к которой так и не приехали родители, которая мучается из-за головной боли и даже не может выйти на улицу, чтобы дать ветру хоть немного охладить череп, будто охваченный огнём. Кроме него и Алексея у неё больше никого здесь нет. Она нуждается в них. У Сергея сердце обливалось кровью каждый раз, когда он замечал, что девочка становится зависимой от своих старших друзей, что именно на него и затем на Алексея она смотрит, когда чувствует малейшее смятение в душе. А что будет, когда они уедут? Лизавета сойдет с ума от боли и неподвижности, а вскоре умрёт в полном одиночестве, думая о том, что Бог обошёлся с ней, как с ненавистной падчерицей.
Будь это в его власти, Сергей бы непременно отдал всё, чтобы у этого светлого создания не отнимали будущее. Он бы сделал такое для неё, для своей сестры и для Алексея.
Но он не смог бы бросить его. В конце концов, жизнь ценнее смерти, и приковать себя к кровати умирающего человека ужасно, хотя и благородно. Кому от этого будет лучше? Смерть, подкрадываясь, выгонит счастье прочь, как бы сильно оно ни хотело остаться. К тому же, если Сергей готов пожертвовать многим ради счастья Лизы, то, должно быть, и она смогла бы отпустить его, если бы знала, как счастлив будет Сергей рядом с Алексеем?
Он никогда не испытывал такой сильной влюблённости. Что сделал Алексей? Ничего особенного, он просто всегда был рядом, искренне заботился, прощал его вспыльчивость и внимательно слушал, когда Лек говорит о том, что его волнует… Нет, Алексей сделал всё. Всё то, что всегда было необходимо Сергею. Возможно, эта влюблённость не такая страстная, как та, что он испытывал к другим мужчинам, которых было невозможно не целовать, но с ним он впервые ощутил глубину этого чувства. Оно пускает корни в душу, а не просто цветёт короткое лето. Листья опадают, а корни живы, пока есть вода. Вот и с Алексеем Сергей перестал быть нетерпеливым и пылким. Он хочет носить ему цветы и писать поэмы, но прежде всего он жаждет дать понять юноше, что его любовь — не короткое объятие, а осознанное рукопожатие, которое не ослабнет и тогда, когда они окажутся на краю бездны.