В этой связи хотелось бы упомянуть концепцию развитого, зрелого социализма. Наиболее ретивые, полностью «перестроившиеся» умы или делают вид, что ее не существует, или объявляют ее пустопорожней «выдумкой». Между тем стоило бы не торопиться с выводами, подумать…
Долгое время, как мы помним, ни о каких этапах в развитии социализма речь не шла. Рассуждали так: если ликвидирована частная собственность на средства производства, если нет уже эксплуататорских классов, то, значит, социализм построен и надо идти дальше — строить коммунизм. Именно такой вывод сделал XXI съезд КПСС, провозгласив курс на «развернутое строительство коммунизма». В резолюции, утвержденной съездом 5 февраля 1959 года, говорилось: «Советский народ, сплоченный вокруг своей Коммунистической партии, достиг таких вершин, осуществил такие грандиозные преобразования, которые дают возможность нашей стране вступить теперь в новый важнейший период своего развития — период развернутого строительства коммунистического общества… Это будет решающий этап соревнования с капиталистическим миром, когда практически должна быть выполнена историческая задача — догнать и перегнать наиболее развитые капиталистические страны по производству продукции на душу населения. Коммунистическая партия, весь советский народ полны уверенности, что эта задача будет решена успешно». Формально все вроде бы было правильно, «по теории»: построили социализм, строим коммунизм. Но, оглядываясь вокруг себя, люди чувствовали фальшь, искусственность созданной ситуации, несоответствие теоретических выкладок и социально-экономической действительности.
Противоречие между «научно» констатируемой победой социализма и реальным, далеко не отвечающим идеалам социализма положением дел привело к отказу от привычной схемы.
Постепенно пришли к пониманию того, что мы пока находимся на первых, начальных этапах социалистического общества, что социализм — это длительная полоса развития, включающая в себя последовательность сменяющих друг друга этапов, ступеней зрелости социализма. Впервые задача строительства «развитого социалистического общества» была поставлена Коммунистической партией Чехословакии. В ноябре 1960 года в Заявлении Совещания представителей коммунистических и рабочих партий отмечалось, что некоторые страны социализма «уже вступили в период строительства развитого социалистического общества». Постановка вопроса о развитом, зрелом социализме предполагает, что «развернутому строительству коммунизма» должен предшествовать переход от исторически начальных, первых, ранних форм социализма к его более развитым, более зрелым формам, все полнее раскрывающим преимущества нового общественного строя.
К сожалению, ценность этой концепции, ставящей во главу угла конкретно-исторический подход к социализму, была подорвана сделанным в ноябре 1967 года поспешным, явно опережающим время заявлением о том, что в СССР развитой, зрелый социализм уже построен. Почти через двадцать лет последовала корректировка: наша страна находится на начальных этапах развитого социализма. Возможно, и эта оценка завышена. Но, как мне представляется, сама по себе идея различных этапов зрелости социализма вполне конструктивна. И как раз перестройка — это реальный и единственно возможный путь перехода от низших ступеней социализма к высшим, современным его формам.
Мы не должны пугаться слов. Политическая стратегия коммунистов отнюдь не исключает возможность маневрирования, отступления, если это диктуется обстоятельствами. Наши слова явно обогнали наши дела. Теория оторвалась от практики. Мы создавали и наделяли реальной жизнью, реальным содержанием понятия, которые такой жизнью и таким содержанием пока не обладают («зрелый социализм», «новая историческая общность — советский народ», «новый советский человек» и т. д. и т. п.). Больше того. Господствующая у нас система производственных, хозяйственно-управленческих отношений (максимально высокий уровень обобществления, фактическое игнорирование закона стоимости, товарной природы производимой продукции со всеми вытекающими следствиями) заметно обогнала достигнутый уровень производительных сил и прежде всего обогнала уровень сознания главной производительной силы — человека.
На протяжении тысячелетий стимулом экономической активности, мотором, который заставлял работать человека, а значит, и экономику, было деление на «мое» и «не мое» и стремление увеличить, умножить «мое» при — в лучшем случае — нейтральном отношении к «не моему». Социалистическая революция сломала этот мотор. Мы заменили его мотором принципиально иной конструкции, центральным элементом которой было не «мое» (или «не мое»), а «наше». Индивидуалистическая модель развития экономики была заменена коллективистской.
Великие революции рождают и великие иллюзии. Большевики полагали, что за несколько лет, ну в крайнем случае десятилетий можно будет перестроить психологию человека, подавить индивидуалистические, частнособственнические инстинкты и пустить на полные обороты новый коммунистический мотор.
Можно спорить, была ли эта поспешность, был ли этот радикализм необходимыми или их можно было избежать? Но бесспорно, теперь бесспорно, что темпы и размах перемен в экономических отношениях взвалили непосильную ношу и на государство, и на человека. Государство не смогло решить задачу, которую обязалось решить: обеспечить эффективность народного хозяйства, дать своим гражданам необходимые им товары и услуги. Человек не смог переломить себя и обеспечить производительный труд на основе коллективного интереса. Диалектика: второе обусловливает первое, первое усугубляет второе.
Так вот. Мы отступаем не от социализма, а от наших иллюзий, от созданной нами же мифологии. Суть совершенствования производственных отношений — а это, наряду с демократизацией, центр, нервный узел перестройки — возвращение на рубежи, на позиции, учитывающие реальные возможности и государства, и человека. Мы даем новую жизнь некоторым формам экономической деятельности, которые, казалось бы, уже превзойдены теорией и практикой социализма. Чем прочнее политическая власть, тем большими возможностями она располагает для маневров, экспериментирования, опробования различных вариантов. Пусть с опозданием, но мы осознали: у нас есть необходимый запас прочности, чтобы использовать в интересах социализма и рыночные отношения, и иностранные инвестиции, и мелкого кооператора, и частника. Любой труд, который способствует удовлетворению человеческих потребностей, который нужен людям, имеет изначальную ценность и может «работать» на социализм.
Вероятно, усилится имущественная дифференциация, появятся большие заработки. Но мы так натерпелись от уравниловки, от фактического поощрения лентяев и бракоделов, что хуже того, что было, уже ничего не будет, не может быть. Умная налоговая политика, повышение количества и качества государственных товаров и услуг, рост эффективности экономики помогут обойти некоторые острые углы. А в общем, придется привыкать жить с острыми углами. Но именно жить, то есть вырваться из полосы застоя, из социальной спячки, развиваться, лучше делать дело, лучше работать.
Мы отступили, чтобы пойти вперед более уверенно, твердо. Меняя стратегию, мы поворачиваем не в сторону от социализма, а заменяем одну, уже износившуюся, изжившую себя модель социализма другой, более жизнеспособной, соответствующей новым историческим условиям.
Воздушные шарики иллюзий красивы, но слишком легки, легковесны. Мы учимся обходиться без иллюзий. Только так можно перестроить настоящее и обеспечить социализму будущее.
Иного не дано. М., 1988. С. 535–543
Федор Бурлацкий
Брежнев и крушение «оттепели»
Мы нуждаемся в ясной и точной оценке эпохи застоя. Мы обязаны понять, что же произошло почти за два десятилетия руководства страной Л. И. Брежневым, его окружением, всем аппаратом управления. Понять, конечно, не для того, чтобы простить, но и не для того, чтобы проклинать. Понять, чтобы оценить опыт прошлого ради лучшего будущего. Ибо, как говорилось не раз, народы хотя бы частично вознаграждаются за великие испытания теми великими уроками, которые из них извлекают.