Впрочем, эта тема требует отдельного разговора.
Знамя. 1989. № 8. С. 182–210
Мэлор Стуруа
Две фотографии к одному портрету
25 сентября 1963 года Президиум Верховного Совета СССР ратифицировал Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой. В тот же день репортаж об этом событии был опубликован в «Известиях». Написали его покойный Валентин Леднев и я. Репортажу была предпослана рубрика «Парламентские корреспонденты «Известий» передают из Кремля».
Рубрику придумал я. Алексей Аджубей, бывший тогда главным редактором нашей газеты, без колебаний освятил ее своим авторитетом. Было даже решено сделать эту рубрику постоянной. Однако, к сожалению, волею судеб этого не произошло.
Репортаж из Кремля был проиллюстрирован снимком фоторепортера «Недели» Н. Рахманова. На первый взгляд — ничем не примечательное фото. Трафаретное, официозное изображение заседания Президиума. Но это только на первый, непосвященный взгляд. Опытный «кремленолог» сразу же уловил бы необычность снимка.
Во-первых, на нем не был запечатлен сам момент ратификации Договора. Подпись под фото гласила: «Заседание Президиума Верховного Совета СССР. Выступает первый заместитель министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецов».
Во-вторых, главное действующее лицо — председатель Президиума — оказалось на самом заднем плане и выглядело по размерам слегка больше головки канцелярской булавки. Рассмотреть его можно было лишь в мощную лупу. Члены Президиума, фигурировавшие на первом плане, казались по сравнению с ним почти что голиафами.
Председателем Президиума Верховного Совета СССР был Леонид Ильич Брежнев,
История появления фото, о котором я упомянул, как бы подкрепляет наброски его политического портрета.
После окончания церемонии ратификации договора Л. И. Брежнев осведомился, кто из присутствующих журналистов представляет «Известия». Я ответил, что известинскую бригаду поручено возглавлять мне. И тут между нами состоялся следующий диалог.
«Вы будете давать фотографию?» — спросил Л. И. Брежнев. «Разумеется, Леонид Ильич». — «Ни в коем случае. Репортаж должен пойти без снимка». — «Но это невозможно!» — «Я говорю, никаких фото!» — «Но почему же, Леонид Ильич?» — «Ты что, не помнишь или прикидываешься непомнящим?» — «Вы имеете в виду историю с фото к вашей статье?» — «А что же еще». — «Но это совсем другое дело. В данном случае вы не автор статьи, а официальное лицо, подписавшее Ратификационные грамоты». — «Кто станет вдаваться во все эти тонкости!» — «Да нет здесь никаких тонкостей». — «Ну, хватит. Никаких фото, и баста!» — «Леонид Ильич, мне придется доложить об этом главному редактору». — «Ну и докладывай». — «А если он решит по-иному?» — «Тогда другое дело. Но пусть все-таки он посоветуется». — «С вами?» — «При чем тут я? Ты же знаешь, с кем!..»
Для того чтобы вышеприведенный диалог не выглядел обменом репликами в театре абсурда, необходимо отмотать ленту повествования несколько назад от 25 сентября 1963 года
Как-то «Известия» опубликовали статью Л. И. Брежнева на целую полосу с его портретом посередине. Номер со статьей и фото попался на глаза Никите Сергеевичу Хрущеву, который в присущем ему стиле дал автору нагоняй «за нескромность». Видимо, Леонид Ильич хорошо усвоил урок и принял «здравое» решение не спотыкаться дважды «на ефтом самом месте». (Сделали вывод и «Известия». С тех пор статьи государственных деятелей мы развертывали на два подвала и конечно же без каких-либо фотографий авторов.)
Но вернемся к 25 сентября 1963 года. Приехав из Кремля в редакцию, я немедленно пошел к А. Аджубею и доложил ему о разговоре с Л. И. Брежневым. Ситуация создалась тупиковая. Выходить без фото было нельзя, а «закладывать» вторично бедного Леонида Ильича не хотелось. К счастью, в нащелканной Н. Рахмановым пленке оказался кадр, где главное действующее лицо — В. В. Кузнецов. Этот кадр и пошел в газету. (Ретушеры к нему руки не приложили. Наоборот. Было сделано все, чтобы смазать типографское качество снимка: чем хуже — тем лучше.) Таким образом мы, говоря словами восточной пословицы, и шашлык поджарили, и шампур не сожгли.
В русском переводе эта пословица имеет знакомое звучание: «И волки сыты, и овцы целы». Но применима ли она целиком к действующим лицам и ситуациям моего рассказа? Думаю, что лишь наполовину. Газетные волки были налицо. Но вот назвать Л. И. Брежнева «овцой» язык не поворачивается. Рой Медведев пишет, что «именно слабость и отсутствие ярко выраженного честолюбия и властолюбия стали основой победы Брежнева». Подобная характеристика мне представляется весьма поверхностной. История с фотографией тоже лишь внешне иллюстрирует ее.
Суть этой истории в ином. Она живописует нравы, царившие тогда в наших верхах. Конечно, Брежневым двигал естественный страх перед первым лицом в государстве. Но одновременно это был инстинкт политического выживания, свидетельствовавший не столько о трусости, сколько об осторожности. Без искусства выживания нельзя было рассчитывать на успех в борьбе за власть, тем более высшую. Брежнев владел этим искусством в совершенстве. Назвать его посредственностью в данной области было бы явной несправедливостью.
История свидетельствует, что именно те деятели, которые владели искусством выживания и инстинктом самосохранения в большей степени, чем их соперники, в конце концов и клали последних на лопатки. Когда после смерти Ленина ареопаг вождей стал примерять его мантию, то она меньше всего подходила к узким плечам Сталина. Его третировали как посредственность, а Сталин обратил это себе во благо. То же самое повторилось и с Хрущевым. После смерти Сталина его ближайшее окружение с жадностью расхватало совминовские посты, «бросив» посредственности — Хрущеву — Центральный Комитет. Что произошло дальше, общеизвестно. И Брежнев протанцевал аналогичный менуэт.
Первое лицо в государстве, где господствовал культ личности не назначали и тем более не выбирали. Первое лицо само делало себя. Оно всегда было тем, что в английском языке называют «сэлфмейдменом», в буквальном переводе — человеком, сделавшим самого себя. Ведь выбрали же первым лицом в государстве сразу после смерти Сталина Георгия Маленкова! А он не устоял. (В Китае аналогичная судьба постигла Хуа Гофэна.) Брежнев же устоял, выстоял и победил и властвовал почти два десятилетия. И не потому, что он был продуктом, посредственным продуктом, консенсуса.
Схема Роя Медведева разваливается, если вспомнить даже лежащие на поверхности события, не углубляясь во тьму коридоров власти. Как известно, Брежнев стал единоличным лидером не с ночи на утро. К власти после свержения Хрущева пришел, по сути дела, триумвират Брежнев―Косыгин―Подгорный. Лишь со временем Брежнев возобладал в нем. А устранение слишком занесшегося Кириленко? А укрощение строптивого Шелеста? А расправа со взбунтовавшимся Егорычевым? А уход Мазурова «по состоянию здоровья»? Нет, Брежнев был сработан не из глины сентиментальности, замешенной на слезах умиления и растроганности. Это был беспощадный боец со стальными кулаками, хотя и в бархатных перчатках.
Нельзя путать интеллектуальную посредственность политического деятеля с его способностью стать лидером. Эти две ипостаси не всегда совпадают, а скорее всего и чаще всего не совпадают. (Кстати, в этом в значительной степени кроется наше непонимание того, почему «посредственности» становятся президентами Соединенных Штатов.) Вполне допускаю, что Брежнев, подобно Есенину, ни при какой погоде не читал «пузатый «Капитал». Но последнему это не помешало стать великим поэтом, а первому — первым лицом в государстве. И тот, и другой обладали талантом: один — поэта, другой — лидера.