— Что с тобой..?
— Я был в Запретном лесу. Профессор Кеттлберн не рискнул зарастить мне порезы, на лице с этим нужно осторожно, а то случайно глаза зарастут или рот, а в больничное крыло за зельем мне нельзя, мадам Винкль сразу поймет, где я был, и меня накажут. — Лита хотела сказать что-то встревоженное, но Ньют перебил. — На пир я в таком виде пойти не мог, ждал, пока ты соберешься к себе, и… Вот! — он протянул ей свой сверток. — Ты говорила, у вас в подземелье всегда холодно… То есть… С Рождеством!
Лита оторопело взяла у него сверток. Еще один подарок? Бумага зашуршала под ее пальцами, что-то мягкое и красное показалось из-под неуклюже завернутых краев. Это оказался шарф, огненно-алый и поблескивающий тут и там крошечными белыми искорками, похожими на раскаленные уголья в камине. Они как будто пульсировали и источали тепло.
— Это сброшенные чешуйки саламандры, они всегда теплые. Их собирают докси и нарлы для своих гнезд, пришлось с ними побороться! — Ньют развел руками, имея в виду свои порезы. — Еще там был один кентавр… Если бы профессор Кеттлберн не пошел со мной, меня бы затоптали! — Он неуверенно посмотрел на шарф, потом на Литу. — Ты можешь его увеличить заклинанием, тогда получится плед и можно будет спать под ним зимой.
Лита разглядывала шарф с настороженным трепетом, как будто тот был неким неизвестным зверем, красивым и, может, опасным. Это был подарок явно не из тех, что одобрила бы мадам Ирма. Ей не полагается принимать такое, уже хотя бы потому, что эту вещь она собиралась хранить вечно.
— Какой красивый цвет, — пробормотала она.
— Я подумал, Слизерин зеленый, и змеи тоже, и василиск, а ты как будто василиск наоборот. Василиск же вылупляется из куриного яйца, если его высидит жаба. Это совсем как ты, но с тобой эта магия не сработала. Не в том смысле, что твоя семья — жабы, а ты тогда курица! — Ньют посмотрел на нее почти испуганно. — Просто… Ты хорошая несмотря ни на что.
Лита уткнулась лицом в свой новый шарф, и саламандровые чешуйки жгуче зацеловали ей мокрую щеку.
— Спасибо!
Закутав шарфом простуженное горло, она протянула Ньюту свой подарок.
— А это всезаживляющее зелье.
Он улыбнулся своими разбитыми губами, она тоже, и дружно они воскликнули:
— Счастливого Рождества!
Комментарий к Дары волхвов
С Рождеством, дорогие господа дочитавшие:)
——
Слизнорта, судя по хронологии, быть в Хогвартсе не должно, но раз Макгонагалл можно преподавать, не родившись, то чем старина Гораций хуже!
========== Лучший день для любовных предсказаний ==========
Мадам Кассандра поправила на шляпе нарядную бледно-розовую вуаль и обвела таинственным взглядом класс.
— Двадцатое января, — сказала она с улыбкой, — наилучший день для любовных предсказаний.
Нотт и Гринграсс, единственные мальчики на курсе прорицаний, испустили дружный скучливый стон, а девушки заметно оживились. Мадам Кассандра призвала джентльменов к порядку, сообщив, что предвидит в экзаменационных билетах вопрос о гаданиях, но освободила их от непременного участия и разрешила просто наблюдать. Девушки же получили в свое распоряжение обширный практический арсенал для выяснения личности ждущего где-то в будущем мужа. Они бросали за спину шкурку зачарованного яблока, разбивали в воду яйца авгурея и смотрели на раннюю зимнюю луну через шелковый платок. Поначалу настроенная весьма скептически, в конце концов увлеклась даже Лита. Особенно когда яблочная кожура у нее упала чем-то вроде буквы С.
— Я видела лицо! — воскликнула Ребекка, жадно глядя на затуманенный желтым шелковым платочком месяц. — Правда видела! Он молодой, блондин и красавец!
Лита закатила глаза. Ну да, чего ж еще нужно для счастья!
— Это был не Трис, нет? — хихикая, подначивали Ребекку ее подружки.
Профессор Трелони загадочно улыбнулась им и подошла к Лите.
— Что говорит луна вам, мисс Лестрейндж?
Красный платок у Литы в руках чуть заметно задрожал. Профессор Трелони пугала ее с самого первого урока. Настоящая ясновидящая, так все говорили — что она может увидеть в ее прошлом, что может знать? Этот страх заставлял Литу стараться на ее уроках так, как будто она выполняла свою часть их иллюзорной сделки: я прилежно учусь, а вы знаете обо мне только это. Однако сегодня, как она ни старалась, в блеске луны на шелковых нитях не появлялось никаких лиц. Наверное, нужно было просто соврать и выдумать себе тоже какого-нибудь блондина и красавца, но когда мадам Кассандра подошла к ней, гриффиндорки у своего окна прыснули хихиканьем.
— Дайте ей другой платок, профессор, на красном она ничего не увидит, — сказала Ребекка и сахарно добавила: — Он же рыжий, да, Лита?
Лита притворилась, что не слышит, и яростно уставилась на платок, но тот отказывался явить ей лицо ее будущего кавалера.
А может, права дура Ребекка?..
— Я ничего не вижу, профессор, — наконец сказала она.
Снова смешки, шепотки:
— И почему я не удивлена?
Лите показалось, сидевший неподалеку Гринграсс что-то пробормотал, но его заглушил вопль Ребекки, на которую вдруг неизвестно как опрокинулась ее миска с водой и яйцом.
Когда лужа и мокрая мантия гриффиндорки были высушены, стали гадать на блюдце с мукой, пуская на него пришпоренную заклинанием улитку. Оставленные ей следы должны были — конечно! — намекнуть на какое-нибудь особенное имя. Судя по бурному перешептыванию, ахам и визгам за гриффиндорским столом, улитка написала Ребекке целый сонет. На блюдце Литы она упорно отказывалась двигаться. Только у нее, единственной из всех.
До сегодняшнего дня Лита никогда не воображала себя хозяйкой собственного дома и замужней дамой. Все вдохновляющие примеры любви для нее не выходили за пределы книги сказок. Наяву же она видела своего отца, заменявшего одну умершую женщину в белом на другую равнодушно, как отцветшие лилии в вазе, и холодных прекрасно одетых дам об руку с отцовскими друзьями на его приемах — пары, приходившие вместе и весь вечер смотревшие в разные стороны. До сегодняшнего дня Лите было плевать, что ей не быть одной из них, но сейчас у нее мучительно горели щеки. Почему так? Почему у нее одной уже отняли то, чего она еще и захотеть не осмелилась?
— Не расстраивайся, — обратилась к ней подружка Ребекки, сдерживая смех. — Может, эта улитка — сама заколдованный принц! Поцелуй ее — узнаешь!
— Барышни, довольно, — вмешалась профессор Трелони.
Гриффиндорки прыснули, прикрывая ладонями лица.
— Так вот чего она все время со зверями! — выдохнула Ребекка сквозь смех. — Ищет себе вторую половинку!
Взяв свое блюдце, Лита повернулась к ней, широко улыбнулась.
— И правда похож на принца, — сладко сказала она. — Взгляни поближе.
И вытряхнула муку и улитку ей в лицо.
========== Л плюс Н ==========
Когда Лита впервые вошла в общую гостиную Слизерина, она с ужасом поняла, что нашла свое место. Темная зелень воды движется за волшебными окнами, а она на дне, она тоже утонула и заплатит за то, что сделала. Потом это прошло. Она выбрала себе самую дальнюю от окон кровать, наглухо задергивала полог и не обращала внимания на зеленоватый подводный свет, наполнявший слизеринские залы. Она привыкла, но почему-то с каждым годом чувствовала себя здесь все больше чужой. Свои ее не задирали: они все здесь, в слизеринской чешуе, были одного вида и не охотились друг на друга, им было нечего делить, но и друзей среди них она не завела. С самого первого курса ее отгородили от них темные слухи о ее семье, а от одноклассников не из Слизерина — еще и мрачная, так шедшая ей факультетская репутация. Это лежало на ней прилипшей к коже тенью, выделяло ее среди всех и от всех обособило, темную среди светлых, во всех смыслах. В стороне от нее другие оборачивались паутинками смешков и секретов, одолженных шпилек для волос и общих историй, а она оставалась снаружи этого теплого кокона, она притворялась спящей за своими всегда задернутыми шторками, пока другие девчонки шептались, смеялись и делились друг с другом конфетами и мечтами.