— Он смотрит собеседнику прямо в глаза и ухмыляется, — уточнила Джин Шоу. — Все время ухмыляется. К тому же он на голову возвышается над любым собеседником. Он вроде бы старается быть приятным, дружелюбным, но есть в нем что-то устрашающее. Я его слегка побаиваюсь.
— Господи, да я тебе сразу скажу, на что он нацелился, хоть я его в глаза не видел! — возмутился Морис.
Ла Брава внимательно слушал.
— Все эти богатые телки, которые живут на побережье, одинокие, скучающие…
— Большое спасибо, — поблагодарила его Джин.
— К тебе это не относится. Но и тебе стоит вести себя поосторожнее.
— Дамочки у нас в доме считают его симпатичным.
— Да? И ты тоже?
— Пожалуй, в некотором смысле. Он привлекателен… только уж очень большой.
По мнению Ла Бравы, в Ноблесе не было ни капли привлекательности ни в каком смысле. Он был опасен: стоит косо посмотреть на него, как он уже завелся. Однако фотограф предпочел промолчать и послушать.
— Они являются сюда толпами, ищут поживу, — продолжал Морис— В любом приличном квартале их пруд пруди.
— Мори, я разгляжу змею в траве раньше, чем ты, — заверила его Джин. — Не беспокойся за меня.
— К чему мы вообще завели этот разговор?
— Я бы не сказала, что у этого парня что-то на уме. — Выдержав паузу, она добавила: — Кроме того, за чем они все охотятся.
Ла Брава заметил, как взгляд актрисы обратился к нему и задержался на миг на его лице, пока она отпивала очередной глоток. Издавна знакомый уверенный взгляд карих очей. Заученный? Или свой, настоящий?
— Так в чем его цель? — настаивал Морис.
— Он немного… фамильярен. Только и всего.
— Звонил тебе? Приглашал куда-нибудь пойти?
— Я встречалась с ним пару раз. Немного выпили, только и всего.
— Господи Иисусе! — пробурчал Морис.
— Я нисколько его не поощряла, просто держалась по-дружески. Я же не зануда.
— Вот что я тебе скажу, — заявил ей Морис. — Ты не только не зануда, ты еще и дура. Как можно связываться с таким типом?
— Смотри на вещи проще, — предложила Джин. — У меня никогда не было проблем с мужчинами, потому что я не заигрываю с ними. Я не кокетка.
Ла Брава напряженно слушал. Ему не понравилось, как она произнесла: «проблемы с мужчинами», было неприятно думать о ней в связи с другими мужчинами.
— Но этого парня ты подпустила к себе чересчур близко, — настаивал Морис. — Поэтому ты звонила мне на прошлой неделе? Сперва сказала, что у тебя проблемы, а потом сменила тему. — Он оглянулся на Ла Браву, словно призывая его в свидетели.
— А! — сказала она и кивнула, будто признаваясь в чем-то. — Ну да, я начала чуточку его опасаться, вот и позвонила тебе, но потом, уже во время разговора, я подумала, не стоит тебе говорить, а то ты меня за дуру сочтешь. Опять заведешь ту же пластинку— дескать, я уже большая девочка и должна разбираться, что к чему. Я предпочла промолчать. В конце концов, это же не твои проблемы.
Прикрыв глаза, Ла Брава продолжал слушать, и ему казалось, будто этот монолог доносится с экрана. Четкая дикция, слегка хрипловатый голос, серьезная, но сдержанная речь, спокойное, чуть небрежное отношение к собственным проблемам.
— Что тебя напугало? — настаивал Морис.
— В тот день, когда я позвонила тебе, он зашел ко мне в квартиру— Словами она ухитрялась воссоздать картину. — Расположился, как у себя дома. Вот это-то мне и не понравилось: я словно перестала быть хозяйкой, все стало его.
— Погоди-ка, погоди, — перебил ее Морис — Как это — зашел к тебе? Ты что, его впустила?
Ла Брава слушал.
— Несколько месяцев тому назад, на первом или втором свидании, я обещала ему показать один из моих фильмов.
— Один из твоих фильмов? — повторил Морис.
— Понимаешь, когда мы познакомились, он и понятия не имел, что я актриса, даже не поверил. Мы разговорились насчет этого, и, поддавшись минутной слабости, я пообещала показать ему одну картину. У меня сохранилась пара видеокассет. Кажется, только два фильма и есть на видео.
Морис оглянулся на Ла Браву:
— Как тебе это нравится — «поддавшись минутной слабости»?
Ла Браву больше интересовало, какие фильмы у нее имеются.
— Я его не приглашала, — защищалась актриса. — Он сам пришел. Открываю дверь — а там он.
— Вломился силой.
— Уговорил меня.
— Наверное, ему понадобилось на это целых десять, а то и пятнадцать секунд, — неуклюже съехидничал Морис— Пока он упросил киноактрису показать ему один из своих шедевров. Что, скажи на милость, пересилило в тебе здравый смысл? Звездой прослыть захотела? А?
— Он стоял за дверью со шляпой в руке и ухмылялся.
— Ах, он стоял со шляпой в руке… Ты провела его в дом, усадила, вдвоем, наедине, в темноте…
— Средь бела дня.
— Ты показала ему фильм: вот она, кинозвезда, на серебристом экране, вдвое больше натуральной величины…
— На экране телевизора, Морис.
— Он смотрел, как ты флиртуешь с Робертом Мичемом, Робертом Тейлором или с кем там еще, с этим твоим сексуальным зазывным выражением лица… Кино кончилось, свет все еще не включен, парень набрасывается на тебя, а ты все недоумеваешь, что это на него нашло!
— Я вовсе не об этом говорю, — возразила Джин Шоу. — С этим я бы легко справилась.
Ла Брава слушал.
— Меня смутило другое: как он расхаживал по моей квартире, рассматривал вещи, словно свои собственные, не говоря при этом ни слова. Вот что напугало меня: он чего-то хочет, а я не знаю чего.
— Он хочет тебя, — пояснил Морис— У парня дыра в кармане. Какие еще у него могут быть планы? Хочет, чтобы ты взяла его на содержание, подарочки ему покупала.
— Не думаю, — возразила она. — Прошло много времени, он бы уже начал намекать насчет того, что не может на свое жалованье приодеться, новую машину купить или что у него сестра инвалид и нуждается в операции. — Она снова оглянулась на Ла Браву, словно намекая на что-то.
«Сьерра», — сообразил он.
— Старается втереться в доверие, — фыркнул Морис.
Хамфри Богарт и Ида Люпино, мысленно уточнил Ла Брава, тщетно пытаясь припомнить, кто играл девушку с изувеченной ногой.
— Он выжидает, боится все испортить, — продолжал Морис— Слишком туп, чтобы догадаться: ты-то давно поняла, откуда ветер дует.
— Какой ветер?
— Джини, — с преувеличенным терпением произнес Морис, — этот парень влюблен в тебя? Ты допускаешь такую возможность?
— Он влюблен в самого себя.
— Отлично. Значит, ему требуется поддержка — обед в клубе, новые шмотки, карманные деньги. Эти типы так и живут: они ошиваются вокруг Майами-бич с тех самых пор, как тут построили мост.
— Возможно, — признала она, — но мне кажется, у него на уме что-то другое.
— Мне тоже, — подхватил Ла Брава.
Джин и Морис уставились на него.
— Я не думаю, что он хочет сладкой жизни, — сказал Ла Брава. — Обед там в клубе и прочее. Если он вообще чего-то хочет, так это всех ваших денег.
— Тогда мне не о чем беспокоиться, — отмахнулась Джин. — У меня их нет.
Ла Брава ссутулился на стуле в темной комнате, склонившись над проявленными снимками той подвыпившей парочки кубинцев, которые позировали ему утром, медленно водил увеличителем над рядом миниатюрных снимков. Лана подала хорошую идею: «Как насчет этого?» Фотография, где она представала полуобнаженной, оказалась самой удачной— не потому, что она выставила на всеобщее обозрение свою грудь, а потому, что явственно проступало ее желание показать эту грудь, чересчур вялую, безжизненную для ее возраста, а еще потому, что Пако, сидевший в кресле-качалке к ней спиной, понятия не имел, что происходит над его головой. Ла Брава искренне пожалел девчонку: много амбиций, мало привлекательности — жить с ней непросто.
Он многое понимал в этой девушке, Лане Мендоза, хотя едва знал ее, однако мысленно все еще был там, наверху, с Джин Шоу, ломал себе голову, пытаясь разгадать ее.
Перед глазами у него стоял ее образ— черно-белый, из прошлого, и нынешний, окрашенный в мягкие тона: все та же фигура, те же черты бледного лица. Изысканная леди, обращающая к нему свой взгляд в щадящем свете настольной лампы. Она вроде бы и не стремилась к этому, но ее взгляд заводил фотографа с полоборота. Он готов был поверить, что она прекрасна, что она откровенна и беззащитна, что она смотрит на него не так, как на Мориса.