Впервые в жизни я говорила о своем прошлом и чувствовала, что поступаю правильно, рассказывая о нем этому человеку в этот день, этим летом, под этим палящим солнцем.
Окончив рассказ, я ощутила легкость и свободу. Я изложила все как есть, и моя жизнь теперь лежала между нами, подобно дощечкам мостика. Было так приятно доверять ему, быть искренней и впустить его в свой мир.
— Какая невероятная история, синьорина, — сказал Англичанин после минутного молчания, во время которого он снова помешивал ’strattu.
— Знаете, когда я впервые увидел вас, я понял, что вы храните какой-то секрет. Ваши глаза таили грусть, даже когда вы улыбались. Но мои догадки — лишь бледное подобие правды. Я так надеялся, что вы разделите со мной свою тайну. Вы удивительная женщина. Роза Фьоре. Я всю жизнь искал такую. Мы с вами два сапога пара. Родственные души.
— Откуда вы это знаете, — спросила я, — ведь мы так мало знакомы?
— Ох, синьорина, скольким вещам вам еще предстоит научиться! Взаимоотношения между мужчиной и женщиной не зависят от продолжительности знакомства, от того, что они знают друг о друге, от места их рождения, рода занятий или от того, любят ли они кошек. — Он размахивал деревянной ложкой, словно хотел зачерпнуть из воздуха верные слова. — Все это ничего не значит Пустой звук. Женщину и мужчину сводят вместе только движения сердца. В тот день, когда я впервые увидел вас в библиотеке, мое сердце говорило с вашим. Не притворяйтесь, будто вы этого не слышали.
И не бойтесь. Живите этим. Наслаждайтесь.
— Да, вы правы. Но это такое странное чувство. Все произошло так быстро. И так невероятно.
— Замечательно, правда? — спросил он, целуя меня.
Пришлось согласиться: да, замечательно.
Когда стемнело, мы перенесли 'strattu на крыльцо, чтобы уберечь от росы и не испортить. Потом вместе приготовили великолепного tonno alla Siracusa, свежайшего, только что из моря.
Я научила Англичанина делать на рыбьей тушке тончайшие надрезы и заполнять ее смесью чеснока, гвоздики и кориандра. Мне нравилось смотреть, как его изящные руки ловко орудуют ножом. Все, что этот мужчина делал руками, завораживало меня.
Когда рыба была наполнена чесночной смесью, мы уложили ее на сковородку с луком. Добавили помидоры, белый виноградный уксус и орегано, когда блюдо уже запекалось, источая аромат чеснока, трав и вина. Этот опьяняющий коктейль вскружил головы голодным и нетерпеливым поварам.
— Вот увидите, синьорина, насколько вкусней становится пища после занятий любовью, — рассуждал Англичанин, лежа на кухонном полу и держа двумя пальцами сигарету, пока я проверяла сковородку и пыталась найти свое платье, которое куда-то запропастилось в пылу нашей схватки.
Конечно, он оказался прав. Это был лучший tonno alla Siracusa, какой я когда-либо пробовала. Даже теперь, закрывая глаза и думая о нем, я без труда вспоминаю вкус рыбы, съеденной нами в ту ночь, и вкус моей слюны.
Наконец, на исходе второго дня, когда ’strattu достигла нужной консистенции и стала густой, как горчица, я научила Англичанина раскладывать ее по кувшинам, заливать сверху маслом с солью и закрывать слоем муслина. Если сделать все правильно, соус может храниться всю зиму. Как я радовалась, глядя на кувшины, выстроившиеся на кухонной полке! Как будто я снова дома.
Когда мы попробовали pasta con acciughe e mollica, политые нашим соусом, Англичанин признал, что труды не пропали даром: он никогда не ел более изысканного соуса.
Глава 6
Все свободное время я проводила с Англичанином, обучая его кулинарии, а он в ответ давал мне уроки постельного искусства. При этом я не пренебрегала своими библиотечными обязанностями.
Однажды вечером, ближе к концу июля, который в Палермо всегда очень жаркий, я допоздна дежурила и осталась одна в библиотеке, если не считать сторожившего вход Крочифиссо. Он сидел в своей каморке и слушал по радио трансляцию футбольного матча.
Читателей в библиотеке не было. Студенты ушли на каникулы, а постоянные посетители давно разошлись по домам. Было очень тихо, я люблю такую тишину, и я решила спокойно заняться расстановкой книг. Мне нравилось иногда помогать младшим библиотекарям; в конце концов, я и сама с этого начинала.
Англичанин на несколько дней уехал из города по делам, хотя, по каким именно, я не знала. Когда я спросила его, он напустил тумана и сказал, что ответит после возвращения. Я не настаивала. Конечно, я буду скучать, но его отсутствие позволит мне переделать кое-какие домашние дела, которые я в послед нее время забросила. А я не любила что-либо забрасывать.
Я почувствовала себя счастливой, когда поставила тележку между стеллажами и стала расставлять книги по местам в соответствии с каталожными номерами, которые заранее им присвоила.
Опустошая тележку, я думала о том, как сильно изменилась моя жизнь с появлением Англичанина. Как чудесно мы проводили время в последние несколько недель, поистине волшебных. Вот бы так было всегда.
Протиснувшись между двумя высокими стеллажами с медицинской литературой, я вдруг почувствовала, что за мной наблюдают. Это было то же самое ощущение, что и дома, когда синьор Риволи глазел на меня с балкона. Холодок пробежал у меня по спине, а потом и по всему телу. Верхний свет в этой части библиотеки был тусклым. Я огляделась по сторонам, а потом осторожно двинулась между стеллажами, приглядываясь и прислушиваясь. Но никого не было. Глупости все это.
Я вернулась к тележке и продолжила работу. Взяла в руки замусоленный фолиант по репродуктивной системе человека и нашла между страницами листок бумаги. Вынула его (это входило в мои обязанности) и увидела небольшой рисунок: две фигуры, слившиеся в объятии. Мужская — с усиками, большим животом и невероятных размеров фаллосом. Женская — с тяжелыми грудями, да и во всем остальном вылитая я. На обороте каллиграфическим почерком Англичанина выведено: «Я скучаю по тебе». Счастливо улыбаясь, я спрятала рисунок в карман. Как ему удалось сделать так, чтобы записку нашла именно я? Он стал для меня неиссякаемым источником радостей. Мне нравились эти маленькие жесты внимания. Раньше никто и не пытался мне угодить, поэтому теперь я этим попросту упивалась.
И вот, когда я замечталась, быстрая тень прошмыгнула между мной и лампой. Меня снова бросило в дрожь. Здесь никого нет, я все проверила. Что со мной сегодня творится? Нервы, вот в чем дело. Я дала себе слово, что, придя домой, приму расслабляющую ванну и побалуюсь жареными телячьими мозгами. Тогда нервозность наверняка пройдет.
Я решила не продолжать работу и сейчас же уйти из библиотеки. А Крочифиссо пусть проверит, все ли в порядке.
Основную часть книг я успела расставить: девочкам на утро останется только одна стопка. Я почти сбежала по массивным ступеням в стене главного вестибюля. Никогда не чувствовала себя в библиотеке так неуютно.
До меня донесся возбужденный голос спортивного комментатора: одна из команд забила гол. Как приятно было услышать человеческий голос! Какая же я дура, что так перепугалась.
— Спокойной ночи, Крочифиссо! — крикнула я, направляясь к выходу. — Я закончила чуть пораньше.
Ответа не последовало.
— Спокойной ночи! — повторила я, решив, что вахтер не услышал меня сквозь шум приемника.
Я подошла к его каморке, но, к моему величайшему удивлению, она оказалась пуста. Я немного подождала, думая, что Крочифиссо вышел в комнату отдыха, но он не возвращался. Он никогда не начинал обход библиотеки так рано.
Я решила, что не могу уйти, не поговорив с ним, поэтому продолжала ждать. Прошло минут десять. Я выключила радио и прислушалась: не звучат ли где-нибудь в коридорах его шаги? Но было тихо, только мерно тикали часы, подобно сердцебиению великана. Что же мне делать?