Я не позволяла себе поддаваться панике, которая уже закипала во мне.
Но я была уверена: что-то случилось. Этой ночью в библиотеке неблагополучно. Атмосфера тепла и уюта огромного старого здания почему-то улетучилась. За двадцать пять лет работы мне здесь ни разу не было страшно. Я покрылась гусиной кожей, как вода под lа dосciа[27]. И справиться с собою я не могла.
Я шла по коридорам нижнего этажа и звала Крочифиссо. Звук шагов по плитам был жутковатым. Воздух сделался спертым. Никаких следов Крочифиссо, но одна из дверей, ведущих на улицу, оказалась открыта. Это непорядок. Снаружи было темно, ведь уже почти девять вечера. Интересно, есть там кто-нибудь? Я вглядывалась в темноту, но ничего не увидела. Обычные для Палермо ночные звуки казались странными. Может, кто-то вошел с улицы? А вдруг Крочифиссо попал в беду? Пока я тут теряю время, он, возможно, вступил в смертельную схватку с незваным гостем.
Я опрометью кинулась в главный офис. Сейчас позвоню по телефону и вызову полицию. Ну конечно, именно так я и поступлю. Я схватила трубку, но гудка не было: телефон не работал. Меня охватил панический ужас. Нужно помочь Крочифиссо. Где же он? Я взбежала по ступенькам и быстро осмотрела все помещения верхних этажей. Никаких следов вторжения, ничего необычного.
Цоколь. От этой мысли меня зашатало. Придется спуститься вниз. Наверняка что-то случилось в цоколе. В фильмах ужасов все несчастья всегда происходят в подвалах.
Я буквально скатилась по винтовой лестнице, чуть не потеряв туфли — так торопилась, что едва успела затормозить. Свет не горел. Я хорошо знала цоколь и сразу нащупала выключатель, даже в кромешной темноте. Тишину нарушало только громкое сопение. Я поняла, что это сопение — мое. Когда зажегся свет, я вся сжалась от страха: что я сейчас увижу?
— Крочифиссо! — позвала я. — Ты здесь? С тобой ничего не случилось? Ответь мне.
Что-то подтолкнуло меня пойти в секцию, где хранились первые издания. Наверно, сработала интуиция. Наиценнейшие книги лежали в демонстрационных витринах под стеклом, чтобы страницы не пылились и не пачкались.
Ноги сами подвели меня к одной из витрин. Я еще издалека заметила, что она повреждена, и почувствовала, как намокли щеки: я плакала. С этой витриной что-то не так. В ней лежит что-то, что никак не может там лежать. Я протерла глаза, потому что из-за слез плохо видела. Там какое-то тело. Похоже на человеческое. Да, это человек. Тело Крочифиссо. И я сразу поняла: он мертв. Тот, кто хоть раз видел труп, согласится со мной: мертвец выглядит иначе, чем живой человек. Витрина превратилась в гроб со стеклянной крышкой.
Я посмотрела вниз, на лицо Крочифиссо. Дотронулась пальцем до стекла над его головой. И на стекло закапали мои слезы.
Глава 7
Тело извлекли из стеклянной витрины, погрузили в «скорую помощь» и увезли в морг. Острие ножа пронзило сердце Крочифиссо. В результате первые издания оказались заляпаны кровью, и оттереть их я не смогла.
Я думала, что полицейские захотят задать мне кучу вопросов, но они не проявили к моей персоне ни малейшего интереса и даже отклонили все мои попытки рассказать то немногое, что я знала. Никто меня не слушал. Наконец, в полном отчаянии, я подошла к мужчине, который, видимо, был среди них старшим. Его лицо показалось мне знакомым, но я не могла вспомнить, где встречалась с ним.
— Тело нашла я, синьор, — сказала я. — Разве я не должна кому-нибудь об этом рассказать?
— Видите ли, синьора, — ответил полицейский, — в городе каждую неделю происходит около сотни убийств. Что заставляет вас думать, будто это убийство какое-то особенное?
Бедный Крочифиссо! Даже в смерти он пустое место. Прежде чем уйти, я заглянула в его каморку — собрать скромные пожитки и передать их вдове. На что она теперь будет жить? В ящике стола я нашла коробку с nucatoli, который сама приготовила и утром отдала Крочифиссо, чтобы тот отнес его домой.
Я сложила в картонку эту коробку, транзисторный приемник, шляпу и еще кое-какие личные вещи. Отнесу их завтра.
Выйдя на улицу, я увидела среди прохожих, идущих к пьяцца Болоньи, знакомую фигуру. И сразу ее узнала. Тот же рост. Та же комплекция, походка, одежда. Это точно был Англичанин. Что он здесь делает? Ведь он уехал по делам до пятницы. Что все это значит? Или он вообще не уезжал? Очень странно. Нужно догнать его и все выяснить.
Я перешла виа Витторио Эмануэле и направилась следом. Шел он быстро. Я старалась не потерять его из виду. Он был слишком далеко, чтобы услышать, если я окликну. Я шла так быстро, как только могла, пытаясь догнать его.
Англичанин свернул между Ла Марторана и Сан-Николо и шел по узким улочкам в сторону Ла Кола.
Я так запыхалась, что сердце выпрыгивало из груди. Чувствовала я себя отвратительно, но решила во что бы то ни стало догнать Англичанина. Адреналин подталкивал меня вперед. Уж очень хотелось узнать, что все это значит. Почему он в Палермо, хотя вроде бы уехал?
Неужели он мне солгал? А если да, то единственная ли это ложь? Подозрения крепли и подстегивали меня. Что, если вся его история — одно сплошное вранье?
Обязательно его поймаю. И вытрясу всю правду. Посмотрю ему прямо в глаза и спрошу, что все это значит.
Он отрывается. Нужно бежать еще быстрее. Господи, как горят легкие!
Сделав еще один рывок, я сократила расстояние между нами. Почему же он не оборачивается на звук моих шагов? Он свернул с виа Аллоро, прошел по виа Скопари и скрылся, войдя в какую-то дверь. За ней оказалась крутая лестница вниз, в бар. Я не колеблясь ринулась по ступенькам. Вот теперь-то я его поймаю. Нужно узнать всю правду.
Задыхаясь, я распахнула дверь. Англичанин стоял возле стойки и заказывал выпивку. Обернулся и посмотрел на меня. Только это был совсем другой человек. Совершенно не Англичанин. Какой же дурой я выглядела, стоя в дверях и пыхтя, как паровоз. Матросы, собравшиеся в баре, смеялись надо мной.
— С вами все в порядке, мамаша? — нагло спросили они.
Я пулей вылетела за дверь и поплелась вверх по ступенькам. Ну и дура же ты. Роза Фьоре, сказала я себе. Щеки пылали от стыда.
А потом я вдруг обрадовалась. Это не он. Это не он. Его здесь нет. Он уехал. И не соврал. Все хорошо. Ничего не изменилось. Он честный и замечательный. Как я могла в нем сомневаться? У меня ведь не было на то никаких причин. Я дура. А он прекрасный человек, и я его люблю. Просто я перенервничала. Убийства вредны для нервной системы. Нужно немедленно идти домой, пожарить мозги и успокоиться. У меня словно камень с души свалился.
Я медленно шла по виа Витторио Эмануэле — самой прямой и безопасной дорогой к дому. Спешить я уже не могла. Погоня не за тем мужчиной довела меня до полуобморочного состояния. Я пересекла Кватро Канти и прошла мимо библиотеки. Там было тихо. Бедный Крочифиссо!
Добравшись наконец до дома, я тут же зажгла газ на плите. Разогрела в сковородке немного масла, порезала хлеб. Кому могло понадобиться убить Крочифиссо? Кого мог заинтересовать вахтер из публичной библиотеки? Я открыла окровавленный пакет с мозгами. Нет на свете мозгов слаще, чем телячьи. Я пощупала их. Холодненькие, нежные и дразнящие. Я бросила их в горячее масло. Они зашкворчали.
Пожалуй, тот полицейский (если он и вправду полицейский) был прав. В этом городе убийство — отнюдь не редкость. Здесь совершенно не нужны веские причины. Хотя для вдовы и семерых сирот это слабое утешение.
Я положила мозги между двумя ломтиками хлеба и жадно впилась зубами в этот бутерброд. Очень простое блюдо, но какое сочное! Только когда мой желудок наполнился пищей, ужасы сегодняшнего дня стали понемногу отступать. Я начала успокаиваться.
Глава 8