- Я приехал к тебе, - вопреки здравому смыслу произнес Леопольд.
Она чуть нахмурилась, пытаясь понять, о чем он говорит.
- Что ж… тогда это неожиданно. Однажды я перестала тебя ждать.
Ему снова показалось, что в его грудь что-то больно ударило. Удар был едва ли сильнее предыдущего. Наверное, потому что сейчас он чувствовал, что иначе быть не могло.
- Я понимаю. Я знал, что ты перестанешь. Я потому и исчез, чтобы ты перестала… Я не хочу оправдываться… Хочу просто… чтобы ты поняла меня. Выслушаешь?
Она и без того понимала. Прежде всего, что приехал он вновь не ради нее, а ради себя. И именно он нуждался в этом разговоре. Фарфалле же было совсем не сложно его выслушать.
И после упорхнуть к своему цветку.
Она улыбнулась и кивнула. Он тоже кивнул, завороженный ее улыбкой, и заговорил:
- Я действительно собирался тогда на тебе жениться… Правда. После всего – это единственное, что было бы правильно сделать. В Рим я ехал с твердым намерением поговорить с отцом, но видишь ли… Я так никогда и не… - замолчал. Снова стал искать что-то в ее лице. Но разлепил губы и продолжил: - Дома меня застала весть о его скоропостижной кончине. Врач сказал, что его погубила выпивка. Сердечный приступ, но накануне он надрался… Из его комнаты как раз убирали бутылки, когда я туда вошел. Те деньги, которые он получил от продажи виллы, и что остались от выплаты долга, украл Карл. И проиграл в карты. Карл – вечная наша боль. После похорон оказалось, что часть моего наследства давно потрачена, а дом заложен. Мне нужно было что-то делать, чтобы спасти наше имя. И чтобы вылезти из нового долга. У меня не было времени. И… я отрезал себя от тебя. Я запретил себе думать, вспоминать… И женился на женщине, которую выбрал для меня отец. Тогда мне верилось, что иначе нельзя. А потом… оказалось, что я в действительности никому ничего не должен был доказывать… мог похоронить отца, вернуться за тобой и уехать куда угодно…
Он замолчал и опустил глаза. А она продолжала смотреть на него, будто ожидая, что еще он может сказать. Несмотря ни на что, она слушала его внимательно, стараясь разобраться в себе – что значат для нее его слова. Пытаясь представить теперь, как все сложилось бы, если бы два года назад он действительно вернулся за ней. Что бы тогда было сегодня? Насколько важно ей то, о чем говорит Леопольд?
- Каждый из нас сделал свой выбор, - медленно сказала Алессия, глядя в его измученные глаза. Ей было жаль его, и она накрыла его пальцы своей ладонью. Мимолетный жест, который ни к чему не обязывал, но и оставался утешением. – Ты поступил так, как счел нужным. Не терзай себя.
- Я ошибся, Фарфалла. Слишком жестоко, чтобы исправлять… Но и жить так не могу.
- Я понимаю…
- Понимаешь? Действительно понимаешь? Значит ли это, что можешь простить?
- Простить? – переспросила она. – Я давно простила тебя.
Он нервно сглотнул и опустил глаза. Если бы она проклинала его, это было бы проще. Не было бы этой теплоты и доброты в голосе. Если бы желала расцарапать его лицо, он скорее бы заключил ее в объятия – успокаивая. Если бы она не пустила его на порог, он бы знал, что ей не все равно.
Леопольд открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его, понимая, что не знает, о чем говорить. Вернее, зная, но не представляя, какие должны быть слова. Если слова – мерило ценного, то он уже однажды наболтал слишком много. И не смог ответить за сказанное.
Едва он решился снова попробовать, от двери послышался шум, и под грозный детский крик в ресторан вошел мужчина, с годовалым ребенком на руках.
- Андреа, - увещевал он, - в конце концов, у нас был уговор. Ты согласился, что сегодня прогулка будет тихой! И что в итоге? В следующий раз гулять пойдешь с дедом. Алессия! – выкрикнул он в конце и замер, глядя на Фарфаллу. И еще более – на Савелли возле нее.
Алессия тут же подхватилась со стула и подошла к мужу. Малыш, недолго думая, ухватился за ее ожерелье, засунул в рот самую большую бусину, всхлипнул и успокоился. Она поцеловала черную макушку и, сняв с шеи бусы, улыбнулась:
- Без любимых игрушек гулять не желает, да?
- Прости, но завтра я залезу в твою шкатулку и возьму что-то с собой. Иначе мы оба сойдем с ума.
- Надо было сразу так сделать. Куда собрались?
- Он – к Никколо. Я его отнесу и пойду по делам.
- Это надолго?
- У Чезаре быстро не бывает.
- Не бывает, - вздохнула в ответ Алессия и поцеловала обоих своих мужчин по очереди в щеку.
Старший из них кивнул и скрылся за дверью, унося ребенка. Леопольд по-прежнему молчал, продолжая смотреть на Фарфаллу. Сколько длилась эта тишина, не сказал бы ни один из них. Нарушена она была хлопком двери где-то в доме – ее муж вышел во внутренний двор, откуда можно было пройти на улицу, минуя зал ресторана. Только после этого Савелли очнулся.
Встал из-за стола и подошел к Алессии. Протянул было руку, чтобы коснуться ее, и тут же опустил, будто сил не было.
- Я люблю тебя, - сказал он. – Я опоздал, но я люблю тебя.
- Что? – думая о своем, отозвалась Алессия. – Нет, ты не опоздал. Ты не приехал. Тогда не приехал.
- Я приехал сейчас, - зашептал Леопольд. – У меня с Тори все кончено. Мы уже два месяца не живем вместе. Развестись с ней я не могу. Ты это понимаешь. Но я хочу уехать с тобой. Куда угодно. Ты будешь моей женой. Мы оба это знаем. И ребенок… Это будет мой ребенок, если только ты позволишь, если согласишься…
- У Андреа есть отец. А у меня есть муж, - ответила она без колебаний.
И услышав свои слова, поняла, что только так и может быть. Леопольд ди Риньяно остался в прошлом. В хорошем, по-своему счастливом. Но в прошлом. Теперь у нее есть настоящее. Которое ей было важнее и дороже всего свершившегося. Настоящее, которое она никогда не променяет ни на чьи обещания.
До сегодняшнего дня она даже не замечала, что ни разу не вспомнила о Леопольде с той минуты, когда дала согласие Жанлуке выйти за него замуж.
До сегодняшнего дня ей ни разу не пришло в голову, что Жанлука подарил ей будущее, которого без него у нее никогда бы не было.
Алессия неожиданно почувствовала пустоту вокруг себя, а сердце болезненно дернулось за тем, кто заботился о ее счастье.
Жанлука.
- У меня самый замечательный муж на свете, - мягко проговорила она. – Я вряд ли его заслуживаю. Но буду последней дурой, если откажусь от этого прекрасного человека.
Его ударило в третий раз. Ударило жестоко, больно, до мучительного спазма в сердце. Леопольд побледнел. Все было правильно. Все было так, как должно было случиться. Если два года назад он оказался слишком слаб для выбора, теперь выбирать он не мог.
- Значит, надежды у меня нет? – спросил Савелли.
- Попробуй помириться с женой, – слабо пожала Алессия плечами. – Ты прости, мне пора.
- Ты говоришь, будто мы чужие… - прошептал он, словно не верил себе, шагнул к ней, оказался совсем близко.
- Мы и есть чужие. И теперь я думаю, так было всегда. Но мы этого не замечали.
Лицо Леопольда Савелли ди Риньяно сделалось непроницаемым, но уставшим. Таким этому лицу суждено было остаться уже навсегда. А потом он сказал таким же, как лицо, голосом – спокойным и уставшим:
- Да, прости, что задержал тебя. Мне просто очень нужно было повидать тебя. Сегодня я вернусь в Рим. Обещаю больше не надоедать.
- Я рада была встретиться с тобой. И надеюсь, ты еще будешь счастлив. Прощай!
Она еще раз долго, пристально посмотрела на него и бабочкой выпорхнула из ресторана, словно ее и не было.