Тот усмехнулся и горделиво проговорил:
- Остались такие формальности, о которых Чезаре Торнабуони даже говорить не станет! Поэтому к нашему с тобой договору это не имеет ровно никакого отношения. Мне нужно, - голос банкира стал холодным, как при совершении сделки, - чтобы ты сделал из этого дома и парка – лучшую виллу, которой станет восхищаться вся округа. И как знать, может быть, тебе и самому захочется остаться.
- Последнего не обещаю. Но если мне вздумается отдохнуть где-нибудь в глуши… от каменного парижского пекла, полагаю, ты не откажешь мне в приюте, - рассмеялся архитектор.
Автомобиль чуть качнуло на повороте, и они выехали на узкий перешеек, оканчивавшийся мостом и соединявший остров с материком. Жанлука Росси, а именно так звали архитектора, снова выглянул в окно. Его темные, отросшие почти по плечи волосы развевались от ветра, попадавшего в машину. Он легко откинул их со лба и сел поудобнее, подтянув к себе больную ногу. Чуть поморщился, отчего его лицо с неправильными чертами сделалось суровым и даже похожим на гримасу. Кажется, на этом лице всего было слишком. Слишком смуглая кожа, слишком высокий лоб, слишком густые брови, слишком темные глаза, слишком крупный рот, слишком энергичный подбородок. Приличным и в меру, пожалуй, был только нос. Но все эти резкие, отчаянные линии каким-то непостижимым образом сочетались, представляя собой довольно привлекательную картинку. Не красивую, но живую и запоминающуюся.
- Как называется вилла? – поинтересовался Росси. – Или ты дашь ей свое название?
- Обязательно дам. Но не сам. Пусть Симона называет. Ей здесь жить.
- А прежние владельцы кто?
- Ди Риньяно. С такой родословной, что нам с тобой и не снилась, - хохотнул банкир, который сам стал называться своей теперешней фамилией лишь с четверть века назад, заплатив немаленькую сумму за метрики и записи в церковных книгах. Впрочем, это не мешало ему без зазрения совести утверждать, что он является потомком самого Джованни Торнабуони, придавая тем самым веса собственному богатству. – Но видишь ли в чем штука. Родословная есть, а денег нет. Можно сказать, я оказал услугу милейшим синьорам. Им будет, чем оплатить свои римские долги.
- Старая фамилия, поистратившаяся поколения два назад? А пыль пускать в глаза не разучились, - усмехнулся Росси. – И, пожалуй, станут вести себя так, будто это они выручают тебя.
- Да пусть думают, что пожелают, - добродушно махнул рукой синьор Чезаре и, оживившись, выглянул в окно. – Ну вот и приехали, - возвестил он, когда красно-коричневая Альфа оставила позади высокие кованые ворота с семейным гербом бывших владельцев посередине и, прошуршав по гравию, остановилась перед парадной лестницей.
Банкир шустро выкатился из своего автомобиля, несмотря на весьма округлые формы, и энергично взбежал по ступенькам.
- Что ты копаешься? – окликнул он Жанлуку. – Мне не терпится узнать твое мнение по поводу парка!
Но мнения по поводу парка он так уж скоро не добился. Росси придирчиво осматривал двухэтажный особняк и башенку, пристроенную рядом. Дом был старым, не позднее восемнадцатого века постройки, и прежде сама усадьба была, скорее всего, фермой, сложенной из серого камня под красной крышей. Однако постепенно перестраивалась, отчего, ввиду наличия множества пристроек с немыслимыми колоннами, портиками и черт его знает чем еще, окончательно утратила свой первоначальный рисунок. На первом этаже у входной двери было высокое крыльцо. Слишком изящное для этих серых камней среди оливковых деревьев. А на башне, увитой диким виноградом, какой-то болван разместил часы. И все же дом был очарователен… если снести все пристройки и отстроить их заново, чтобы придать им гармонии.
- То есть ты позволяешь мне все здесь порушить к чертям и перестроить так, как я захочу? – спросил Росси, по-прежнему стоя возле автомобиля.
Синьор Торнабуони от души расхохотался.
- С какой стати мне нужно было бы платить за дом, если бы я хотел, чтобы его разрушили? – утирая слезы, покатившиеся из глаз, поинтересовался он. – С таким успехом я мог купить кусок поля – строй там, что твоей душе заблагорассудится. Нет уж, любезный, я хочу, чтобы дом был несколько «подправлен». Не более того. И не вздумай трогать часы! Они стоят. Но я уже нашел хорошего часовщика, который их восстановит. Впрочем, я все же знаю, что сможет тебя утешить.
И с этими словами он покатился дальше по тропинке, уводящей за дом, в сад – старый и давно не знавший заботы садовника. Апельсиновые и оливковые деревья, растущие беспорядочно, сплетающиеся между собой ветвями, преграждающие путь по дорожкам, гравий на которых давно был смыт дождями. Высохшие фонтаны с полуразрушенными скульптурами. Беседки, по которым робко вились одичавшие розовые кусты. И только мраморные скамьи еще намекали на былое величие семьи ди Риньяно.
- Вот здесь, - широким жестом банкир указал на открывшийся им пейзаж, - можешь делать все, что пожелаешь. Мне на парк наплевать, а Симоне всегда нравились твои фантазии.
Можно было бы возразить, что Симоне Торнабуони нравились не столько фантазии, сколько сам архитектор Росси. Но этого упоминать, вероятнее всего, не следовало. Потому что, сколько бы Чезаре ни подтрунивал, все прекрасно знали, что его дочь отдадут за титул. Впрочем, Жанлука Росси и не претендовал. С семьей Торнабуони он был знаком с незапамятных времен, когда сам еще только начинал работать никому не известным помощником знаменитого архитектора. Первый дом Чезаре он строил в Риме больше десяти лет назад под началом Эрнесто Базиле. Погнавшись за именем знаменитости, банкир неожиданно раскрыл талант Жанлуки и приобрел друга. И этой дружбой дорожили оба.
Росси прошелся по тропинке, чуть прихрамывая, и остановился под оливковым деревом. С этой точки он обернулся к дому и улыбнулся.
- Мне здесь нравится, - неожиданно заявил Жанлука и указал рукой на особняк: - Те два крыла лишние, ты и сам видишь. У этих ди Риньяно лет сто назад воображение цвело буйным цветом и совершенно зря. Я их уберу. Башню оставлю. Ее под виноградом почти не видно. А здесь надо сделать что-нибудь особенное.
- Делай, - благодушно разрешил Чезаре, - и о средствах не беспокойся. Если хочешь, можешь жить в доме. Я найму какую-нибудь служанку, чтобы готовила да стирала. Или будешь ездить из города?
- Владельцы сейчас здесь? – живо поинтересовался Росси. – Или съехали окончательно?
- Последние ящики пакуют. Впрочем, молодой ди Риньяно здесь давно уж нечастый гость. Все больше в Риме. Самоуверенный молодой человек, не ведающий цену деньгам, - синьор Торнабуони неодобрительно цокнул языком. – Но через неделю дом освободят окончательно. Так как, берешься?
- Чезаре, мы давно знаем друг друга. Ты же понимал, куда и зачем меня вез. Считаешь, я мог бы отказаться от такого жирного куска?
Росси покрутил головой и сделал несколько шагов к одному из фонтанов, внимательно разглядывая амура с давно отколовшимся носом.
- Эту неделю я проведу в городе, - сообщил он. – А потом поселюсь в доме. Работать здесь будут мои люди. Дорого, но ты и сам знаешь, что надежнее никто не сделает. Думаю, что первые эскизы я смогу показать тебе уже через пару недель. Или лучше сразу Симоне?
- Нет, сначала мне, - проворчал Чезаре. – Знаю я вас, споетесь и оставите меня без часовой башни. А мне она нравится!
- Далась тебе эта башня!
Чезаре помолчал, пнул носком ботинка покрытый мхом камень, похожий на осколок какой-то статуи, и предостерегающе глянул на Жанлуку:
- Не вздумай смеяться! В детстве я хотел быть часовых дел мастером. И эти часы, - кивнул он на башню, не видную под виноградом, - будут на этом доме.
- Чезаре, да ты романтик!
- Если кому расскажешь – ты мой враг на всю жизнь, - усмехнулся синьор Торнабуони.
- Эти уста будут молчать до самой смерти! – торжественно поклялся Жанлука. – И много ты отдаешь за эту свою мечту?
- Моя расчетливость, мечты Симоны и потребность ди Риньяно в средствах сошлись однажды под счастливой звездой, чтобы удовлетворить желания всех заинтересованных особ.
- Равно как и то, что я все же не уехал в Париж. Городок далеко отсюда?
- Нет, - ответил Чезаре. – Но предупреждаю, он маленький и скучный, где все друг друга знают и норовят принять живейшее участие в твоей жизни. Одна радость – вкусно кормят в любой таверне.
- К слову о еде! Я полагаю, до подписания бумаг ты не успел завести здесь кухарку. А твои часы на башне сейчас без толку. Мы уже пропустили обед.
- Наверстаем. Я угощаю.