Верил ли сам Леопольд, что женится на Фарфалле? Пожалуй, только глядя в ее обсидиановые глаза. Иначе он переставал верить даже в себя самого.
- Ты стала еще красивее, - сказал он, устроившись за «своим» столиком в стороне от чужих глаз. Он всегда говорил так, когда они встречались после разлуки.
- Правда? – шепнула Алессия.
Глаза ее загорелись, а смуглость кожи скрыла румянец, появившийся на щеках. Она все еще смущалась от таких его слов, искренно считая свое лицо самым заурядным. Яркими губами, густыми бровями вразлет и носом с едва заметной горбинкой обладала каждая вторая девушка в Тоскане. А уж сколько ежедневных хлопот ей доставляли своенравные кудри, не желающие подчиняться ни расческе, ни лентам.
Но Леопольд называл ее красавицей, и Фарфалла лишь улыбалась в ответ.
- Правда. Я когда-нибудь лгал тебе?
- Нет, я… - она не договорила и бросилась в кухню. – Я сейчас!
Савелли, глядя ей вслед, придвинул к себе пепельницу и закурил. Это были странные минуты в ее отсутствие. Ему казалось, он на качелях, с которых вот-вот должен спрыгнуть при полном их размахе. Должен, но не может решиться. Хуже того, он знал, что даже если вцепится в эти качели ногтями и зубами, сорвется сам. И это жизнь его вытолкнет.
Фарфалла появилась перед ним неожиданно. С большой тарелкой лазаньи и большим бокалом амароне, которое Леопольд очень любил. Алессия всегда сама заказывала это вино и следила за тем, чтобы несколько бутылок хранилось в погребке ресторана.
Поставив перед ним еду, Фарфалла, наконец, присела за столик напротив него и, подперев голову кулачком, сказала:
- Все говорят, вы продали дом?
Он некоторое время смотрел на нее и улыбался нежно и ласково. Горечи в глазах не было. Он любовался ею. Смотрел и не мог насмотреться. Потом разлепил красиво очерченные губы и произнес:
- И это тоже правда. Мой любезный брат проигрался в пух и прах. Чем-то нужно платить долги. У отца не было выбора.
- Я понимаю, - проговорила девушка, не зная, что сказать. Ей хотелось прижаться к нему и утешить, но разве может простая трактирщица жалеть синьора ди Риньяно?
Не сдержавшись, спросила:
- И что теперь?
Это и было самым трудным. Ответить на вопрос, что теперь. Хотя бы самому себе. Впрочем, неужели он сам не знал с первой минуты?
- И снова правда. Отец полагает, что мой долг Савелли ди Риньяно – спасти состояние, от которого теперь уже ничего не осталось, ценой собственной шкуры и свободы. Я думаю, ты понимаешь.
Понимала ли она? Скорее, да. Сосредоточенно сдвинув брови, Алессия смотрела прямо в черные провалы его глаз, пытаясь прочесть в них, что она ошибается. И продажа поместья ничего не значит, если он любит ее так же, как и она его.
- Я не понимаю, - выдохнула Фарфалла, мысленно молясь о том, что мечтала услышать вот уж который приезд Леопольда.
- В самом деле не понимаешь? Жаль… Потому что я надеялся не произносить этого вслух… Отец хочет, чтобы я женился в самые краткие сроки. Теперь ясно?
- Он нашел тебе невесту? – Алессия заставила себя произнести эти мысли вслух.
- Анна Виктория Скотт-Джонс. Американка. Не католичка, но баснословно богатая наследница. Тори Скотт-Джонс – так она представилась, - он помолчал, некоторое время глядя в окно, потом продолжил: - Это брак двух кукол, у которых не может быть чувств. Потому что чувства мои навсегда останутся с тобой, Фарфалла.
Алессия только и могла, что беспомощно смотреть на того, кого желала называть своим мужем.
Значит, Тори… Та женщина представилась Тори… они уже встречались.
И значит, синьору ди Риньяно будут звать Тори.
Алессия медленно поднялась.
- Приятного аппетита, синьор Савелли, - кивнула с легкой улыбкой.
Леопольд удержал ее за руку. Отпустить ее означало отпустить самое важное, что еще было у него. Пока еще было. Звук его голоса нарушил ужасающую тишину между ними.
- Останься! Я делаю все, чтобы… чтобы избежать этого союза. Мой выбор не так велик. И я не так уж свободен. Но я люблю тебя. Ты это знаешь. Это знает твоя семья. Весь Монте-Арджентарио. Будет день, когда это станет известно всему миру.
Сжав его пальцы, Алессия вздохнула. Сил смотреть на Леопольда не было. Разум подсказывал, что не стоит верить его словам, но глупое сердце верило каждому. И если он говорит, что «их» день настанет, то так оно и будет.
- Я сожалею о том, что так долго оттягивал, - продолжал Савелли. И его тягучий голос обволакивал ее. - Если бы все было решено между нами раньше, сейчас мы проходили бы через это вместе. Я один, понимаешь? И ввести тебя именно теперь в мой дом как жену я не могу. Это окончательно убьет отца. Все, что возможно – это оттягивать время. Красть время у нас с тобой.
- Я буду ждать, - ответила она, снова присаживаясь за столик. – Как долго ты останешься в городе?
Он облегченно выдохнул и, серьезно глядя на нее, покачал головой
- Не имею ни малейшего представления, Фарфалла. Сейчас мне нужно проследить, чтобы эти вандалы вывезли имущество в целости и сохранности из особняка. На это уйдет два дня. И эти два дня я буду жить в гостинице чуть ниже по вашей улице. Совсем рядом.
Через два дня Леопольд Савелли ди Риньяно уехал. Но что такое два дня против недель ожидания? Два дня, исполненных поцелуями, от которых кружилась голова. Два дня, исполненных нежными объятиями, от которых терялся разум. Два дня, исполненных признаниями и клятвами, заставлявшими забыть весь мир вокруг. Два дня ничто. Краткий миг, пролетающий, едва успеешь его заметить. И два дня – вечность. Большего он Фарфалле подарить не мог.
Еще через пару недель до Монте-Арджентарио донеслась новость, сделавшаяся самой главной для его жителей. Бывший владелец виллы ди Риньяно объявил о помолвке своего старшего сына, прослывшего настоящим героем во время войны, и дочери американского промышленника.
- Бедняга Делла прогадал, не отдав дочку за Гоцци, когда тот звал замуж, - доносилось откуда-то с улицы. – Теперь был бы спокоен, что девчонка не натворит беды. А кто ее возьмет после Савелли, будь он хоть королем?
- Да уж, короли только гуляют с нашими девчонками. А женятся на принцессах, - раздавалось в ответ.
Так Фарфалла узнала, как жестока бывает молва. И что те, кто каждый день улыбаются тебе на улицах и в ресторане – первые сплетники. Август подходил к концу, а вестей от Леопольда так и не было. Все, что она могла, это ждать, как он просил ее.