Фрося кивнула, не находя, что ответить, и продолжила ласково гладить его грудь. Борис разомлел, на его лице выступила блаженная улыбка.
— Вообще, поделюсь я с тобой моей философией, Фроська. Я считаю, что без веры сейчас нельзя. А Бог, он все видит. Он видит, кто верит в него, а кто нет. Вот я верю — и все у меня хорошо. А вот мои бывшие — будешь смеяться — обе какие-то неодухотворенные были, никогда не крестились возле храмов. И вот и сидят теперь одни, растят детей без отца.
— Ну не знаю, Борь. Это как-то… Спорно.
— Да ты просто молоденькая и глупенькая еще!
Борис потрепал Фросю по волосам и направился в ванную. Фрося аккуратно поправила постель и с ногами залезла под одеяло.
Борис вышел из ванной голый, как камень. С мокрых волос по всему телу капали капли воды.
Он прошел к кровати и лег под одеяло.
— У-ух! — шумно выдохнул он.
— Ух! — тоненьким голоском повторила Фрося и придвинулась к мужчине. Борис резко шарахнулся от нее.
— Слушай, Фрось, раз уж ты ночуешь у меня — в моем доме есть правила. Я вот эти сюси-муси не люблю. Я же взрослый человек. Да и ты привыкай, взрослым несвойственны эти все ласки. Давай сразу договоримся: я сплю на этой половине кровати, а ты — на этой. И без всяких там объятий.
— Хорошо, — потухшим голосом произнесла Фрося и отодвинулась на свою половину.
Борис долго кряхтел и наконец подполз к ней.
— Ладно, думаю, сегодня ты заработала обнимашки. Но с утра ты тоже сделаешь мне приятное.
Фросю немного покоробило от этих слов, но объятия Бориса были такими теплыми и уютными, что претензии как-то путались и меркли у нее в голове. Она изо всех сил прижалась к его пахнущему мылом телу. Она слышала, как Борис усмехнулся, но не убрал рук.
Уже скоро он звучно храпел, лежа на спине и широко разбросив ноги. В окно пробивался лунный свет. Фрося обнимала любимого человека и, слушая его мерное сердцебиение, тихо улыбалась. С улицы слышалась песня Савичевой.