– август. Война с Японией (вроде во второй половине). Атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки (сбросят американцы);
– 2 сентября. Конец второй мировой.
Больше по этому году в голову ничего не шло. Тогда на соседней странице Саблин написал: «1946», но как ни тужился, ничего памятного по сорок шестому на ум не приходило. Вернулся к году предыдущему и добавил: «Умер Рузвельт». Затем приписал: «Следующий президент Трумэн». Задумался. Насчет Трумэна у него были какие-то сомнения, поэтому Виктор приписал: «Или Эйзенхауэр».
Источник памяти иссяк. Он гипнотизировал взглядом разлинеенные листы, но ничего на ум не приходило. Тогда он стал расписывать тетрадь по годам, присваивая каждой странице свой год. И сразу стало легче. Вспоминались какие-то события, подробности. Карандаш скрипел по бумаге, рука уже устала, а он все писал и писал, вписывая новые строки.
Послышались шаги, и он вновь увидел Майю, торопливо спрятал тетрадь в планшет. Глаза у девушки были с хитринкой, и он решил, что она собирается поквитаться за утреннее.
Майя уселась рядом, но не в тени крыла, а в стороне, подставив лицо солнцу. Потом приподнялась, быстро посмотрев по сторонам, хитро посмотрела на Саблина.
– Эх, позагорать бы сейчас…
– Давай, – Виктор немного оживился, – раздевайся. Подставь тело ультрафиолету…
– Размечтался! – Она пренебрежительно фыркнула. – Об этом только и думаешь, да?
– А чего мне? – засмеялся Саблин. – А вообще, зачем загорать? Знаешь что? Видела за стоянкой сена стожок? Пойдем туда, устрою тебе лекцию о диалектическом материализме и борьбе противоположностей…
– Ты же женат! – захихикала Майя.
– А она далеко, не узнает. Ну как? Пойдешь?
– Размечтался, – заливалась девушка. – По лекциям тебе до нашего замполита далеко. А больше… ну какой с тебя толк? Был бы ты нормальным мужиком, а так, – ее змеиные глаза победно блеснули. – Я девка горячая, не тебе со мной справиться, старый.
– Как-нибудь справлюсь! – обиделся Виктор.
– Как-нибудь и у нас ебут, – развеселилась Майя и быстро ушла, не дав ему ответить.
Этот раунд остался за ней. Он поглядел ей вслед, на во всех отношениях выдающийся, туго обтянутый юбкой зад и, улыбаясь своим мыслям, стал раскладывать чехол. Обмен подколками с Майей давно стал любимым саблинским развлечением. У нее был злой, острый язык, взрывной характер, но между тем с ней можно было говорить буквально обо всем…
– А он спит! – Иванов пихнул в ногу, заставив подскочить от неожиданности.
– Чего тебе? – Виктор протяжно зевнул. Ему так замечательно спалось, и ни за что не хотелось прерывать это занятие.
– Давай, собирай наших. – Иванов безжалостно ухмыльнулся. – Бензин подвезли. Сейчас заправимся, и домой…
Дома, на родном аэродроме, все было, как обычно, тихо и спокойно. По стоянкам слонялись очумевшие от тепла механики, бригада бойцов из БАО, занятая постройкой нового капонира, едва ковыряла лопатами и больше перекуривала, чем работала. Лишь у КП суетливо сновал народ, там же, в новенькой, с иголочки, форме толпилось с полдюжины младших лейтенантов. Судя по их пришибленно-восторженному виду, это были новички, впервые оказавшиеся на фронте. На остальных они таращились со смесью уважения и некоторой опаски.
Из штабной землянки выскочил Лешка Соломин. Увидев Виктора, он, заранее улыбаясь, направился навстречу.
– Здорова, турист! Как откатались?
– Привет! Да никак. Ни одного немца в небе не увидели, – отмахнулся Саблин. – Зря бензин пожгли. Особенно штурмовики отличились. Олени! Куда бомбы кидали – хрен его знает. Зачем летали?
– Все живы, и ладно. – Лешка улыбнулся и понизил голос: – Болтали, что по аэродромам не только вы работали. Вчера пешки ходили на Сталино, их прикрывали «Яки» из семьдесят третьего гвардейского. Так их «мессера» прихватили.
– Ну так и что гвардейцы?
– Хреново гвардейцы… Комполка потеряли, Героя Советского Союза.
– Офигеть! – удивился Виктор. – А у нас чисто было, ни одного гада не встретили. Кстати, а что это за клоуны у КП окопались?
– А это, Витя, краса и гордость ВВС, – Соломин грустно засмеялся, – наше пополнение.
– Лешка, – Саблин вновь посмотрел на группу худых и тонкошеих младлеев, – это не сон, не? Вот же счастье… они как будто из голодного края сбежали.
– Лейтенанта Саблина к командиру! – посыльный прервал их беседу.
Шубин был не на КП, а в своей землянке. Землянка у него была на зависть хороша: просторная, светлая, обшитая фанерой, разделенная крепкой перегородкой на две части. Вторая часть – она же спальня, была за постоянно закрытой дверью, это было царство Галки.
Шубин кого-то нещадно громил. Еще издалека Саблин услышал гневный командирский рев, который с каждым метром все усиливался. Комполка орал, как резаный кабан. Он сыпал проклятиями, матерился и вообще вел себя очень необычно. И желания прерывать этот монолог у Саблина как-то не возникало.