— Штаны хоть успел скинуть, — засмеялся Виктор, — или прямо в них навалял?
…Шубин, отчего-то решил, что драка была обоюдной, и упек обоих. Сидели вместе, в арестантской. Комната эта, маленькая и тесная была буквально вся расписана различными философскими, непристойными и поэтическими надписями. Творец этого безобразия и постоянный, можно сказать прописанный здесь жилец, сейчас болезненно охал, щупая побитое лицо, и громко жаловался на жизнь. Виктор сидел в противоположном углу, злился за свою несдержанность и изучал наскальное творчество. Надписей было много — Славка оказался заядлым графоманом и оставил богатое творческое наследство. Потом Ларин что-то стал закопошиться в своем углу и затем откуда-то достал и водрузил на стол бутылку, наполовину заполненную мутноватой жидкостью.
— Ты как? — спросил он. — Будешь?
Через полчаса обстановка в комнате решительно потеплела.
— Я только по бомберу отстрелялся, только ручку на себя взял, как бац и самолет кувыркается. Лицом о прицел приложило, ничего не пойму, а вокруг, то небо, то земля мелькают. Видать баллоны рванули. — Славка шепелявил разбитыми губами. От него пахло самогоном и кровью. — Как выпрыгнул, и почему меня винтом не зарубило — не знаю. Приземлился на крышу дома, а оттуда меня ветром на землю смахнуло. Чуть ноги не сломал! Вот же, с-суки…
— А вот нехрен было! — сразу загорелся Виктор. — Я, думаешь, от нечего делать вас по тактике натаскиваю. Вот заняться мне больше нечем!
— Это понятно, — страдальчески морщился Ларин, — но я же как лучше хотел…
— Не надо как лучше, — сам себе удивляясь выдал армейскую догму Саблин, — надо как положено!
Еще через полчаса Вячеслав, жестом фокусника, достал откуда-то вторую бутылку…
— Ты же командир, — Виктор тряс у него перед носом пальцем. — Ты же кадровый летчик! Ты сам должен учить. А ты?
— Да я же… вот… оно же знаешь как. Готовился. Готовился и ждал. Летал. И вот оно… и… я не знаю. Обидно так!
— Готовился он, — пьяно возмущался Саблин, — кто атаку без команды начал? Поэтому врастопыр… Я же это не с потолка беру. За это кровушкой плачено щедро. Знаешь, скольких похоронил? Сколько таких геройских в бурьяне сгорело? Эскадрильи в ноль выкашивало. Думаешь, чего я красивый такой?
— Да я согласный… Только мне как теперь? Без самолета? Шубин, мудила, говорит: — хрен тебе, а не истребитель! А я летчик! Ты знаешь, сколько у меня часов?
— Подлечишься, отдохнешь, дадут тебе машину, — успокаивал Виктор. — Почин уже есть. Одного мне записали, а одного вам, в группе. А почин в нашем деле, это штука важная. Но ты смотри! Это же не игрушки! Сам хочешь помереть, это ладно! А ведомого то зачем на убой потащил! Оно же кутенок еще… бабу не нюхал…
Через день они стали хорошими друзьями.
…Поплавок лениво клюнул и затем вдруг резво ушел под воду. Есть! Виктор подсек и удилище, сгибаясь дугой, приятно отяжелело, он почувствовал, как бьется, сопротивляется рыба. Через пару секунд она уже скакала по траве — красивый серебристый сазан, грамм на семьсот. Он сунул добычу в сделанный из мешка садок, наживил червя и вновь закинул удочку. Рыбалка выходила удачная.
Вообще идея со всей этой рыбной ловлей принадлежала Синицыну. Ну не то чтобы идея, но это он предложив Виктору попробовать заняться рыбалкой, рекомендовав это средство наряду с какими-то порошками. И за месяц такое лечение вроде как подействовало, по крайней мере, былые неконтролируемые вспышки злости сошли на нет и Саблин стал более сдержанным, хладнокровным.
К врачу Виктор обратился после случая с застреленным немецким летчиком. Немца было не жалко, но ситуация могла повториться и жертвой мог оказаться уже не немец, а совсем даже свой. По этой же причине он убрал нож куда подальше, беря его только на боевые задания, а по аэродрому разгуливал исключительно с разряженным пистолетом. Зарядить его не долго, но за это время можно было успеть подумать и успокоиться. Нервная система вроде улучшилась, а рыбалка из лечебного средства превратилась в любимейшее занятие, благо рыбы в соседней речке водилось немало. Правда молчание Синицина о его проблемах стоило Виктору трофейного пистолета. Такие выверты психики могли привести к списанию с летной работы, а то и уголовному делу. Так что такой обмен Саблин посчитал выгодным.