Корабль негромко, будто умиротворенно поскрипывал в ночной тишине, и снаружи доносился убаюкивающий плеск воды о его борта. Словно само море напевало едва слышную песню.
Я влюбилась в тебя…
За что, позволь спросить? Ты могла бы найти кого-то в сотни раз более… Кого-то более. Кто сумел бы избежать таких очевидных ошибок. Кто знал бы, как поступить теперь.
Дверь в каюту приоткрылась с протяжным скрипом, и Катрин проскользнула внутрь, мгновенно захлопнув ее вновь и прижавшись к ней спиной. От резкого движения распущенные волосы упали с ее плеч на грудь в полурасстегнутом темном жилете. Глупо было даже думать о том, чтобы увидеть ее в платье — она бы, верно, посмеялась над глупцом, который знает лишь как расшнуровать корсет и не имеет ни малейшего понятия о том, каково носить этот корсет целыми днями напролет, — но порой ему хотелось, чтобы у нее был менее… отвлекающий вид. Поскольку женщина в камзоле притягивала взгляды куда сильнее, чем женщина в платье.
— Тебе лучше?
— Нет, — глухо ответила Катрин и в подтверждение своих слов прикрыла на мгновение глаза, откинув голову и прижавшись затылком к двери. — Но не могу же я лежать пластом следующие несколько месяцев. Пройдет. Нам… нужно поговорить.
— Морская болезнь бывает весьма коварна, — не согласился Джеймс, и губы у нее вдруг дрогнули в непонятной — будто печальной и радостной одновременно — гримасе.
— Джеймс, — тихо сказала Катрин, выпрямляясь и делая пару шагов вперед. — У меня никогда не было морской болезни.
Но… А что же тогда было, если в последние дни ее тошнило почти беспрерывно, и она бросалась к борту едва ли не после каждой попытки хоть что-нибудь съесть?
— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросил Джеймс, поворачиваясь на стуле, и растерянное выражение его лица вызывало у нее слабую улыбку.
— Я жду ребенка, — удивительно спокойно сказала Катрин и сделала еще один шаг. А затем вскинула руку и прижала пальцы к его губам, едва он приоткрыл их, сам не зная, что хочет сказать в ответ на эти слова. — Я ничего не прошу. У меня есть муж, и нравится ему это или нет, но он примет моего ребенка и даст ему свое имя. Но я бы хотела… чтобы этот ребенок знал своего отца.
Ребенок? Быть не может! Или… Боже правый, но как же…?
— Нет… Нет, постой… — в мыслях теперь царила путаница, словно у пьяного, слова не находились, и когда он рывком поднялся на ноги, схватив ее в объятия, то не понял, качнуло ли весь корабль или только его. — Ты… Мы можем…
— Не можем, — по-прежнему тихо, но твердо сказала Катрин. Отрезала, не обращая ни малейшего внимания на его попытки… сделать что? — Если ты вздумал предложить мне добиться развода, то напрасно. Нет, Джеймс, — повторила она недрогнувшим голосом, когда у него на лице отразился немой вопрос. Почему? Если ты сказала, что любишь меня? — Я умею учиться на своих ошибках. Мне хватило одного поспешного брака, и я не собираюсь шантажировать тебя этим ребенком. Я хочу, чтобы он знал тебя, но я не хочу, чтобы из-за пары ночей ты поставил крест на всем, что любишь. И рано или поздно начал обвинять в этом меня. Мы оба знаем, кто я. И я уже увязла в этом болоте слишком глубоко. Никто не позволит мне просто бросить всё и выйти за офицера английского флота. А ты не оставишь службу. Не нужно, я того не стою.
— Но… Мы могли бы… Если ты хочешь… бросить… — не самое подходящее слово, но другого у него сейчас не было. Да и что толку заострять внимание на словах, если они оба прекрасно понимали саму суть? Ей достаточно лишь кивнуть, если она хочет, чтобы за нее боролись.
— Не нужно, — повторила Катрин и погладила его по щеке. — Ты уже дал мне повод выйти из этой игры. Пусть не навсегда, но… пара лет у меня теперь точно есть. И я… — она осеклась и приподнялась на носочки, прижимаясь губами к его рту. — Я… благодарна, — бормотала Катрин между поцелуями, тяжело дыша и стискивая в пальцах тонкую ткань рубашки у него на плечах. — Я… рада, что это ты. Ты, а не какой-нибудь… — она замолчала вновь и неловко уткнулась лицом ему в шею, словно пыталась спрятаться в этом объятии от остального мира.
— Но… Ведь твой муж…
— И что же? — глухо рассмеялась Катрин, отчего кожу защекотало ее прерывистым дыханием. — Вы будете драться из-за меня на дуэли? О, не сомневаюсь, ты сделаешь все, чтобы проиграть, но… это ведь уже ничего не изменит. Анри переживет, уж поверь мне. А я… — она вновь осеклась и тяжело вздохнула, прежде чем продолжить. — Сойду с «Разящего» при первом же заходе в порт, как и обещала. Пока мое положение не стало слишком заметным.
— Катрин…
Что сказать? Что сделать, чтобы она…?
Катрин подняла голову и улыбнулась при виде его растерянного лица.
— Не нужно, Джеймс. Я разберусь с этим сама. Но до тех пор… я останусь с тобой, если хочешь.
***
Дорожка петляла между деревьями, словно огромная, извивающаяся дюжинами колец змея с бурой чешуей. Катрин не любила ведущую к дому аллею — слишком широкую, слишком часто лишенную даже подобия тени, — и при малейшей возможности среза́ла путь через разросшееся вокруг дома подобие фруктового сада. Оставалась незамеченной до последнего момента и порой пользовалась этим, чтобы подшутить над девочкой с тонкой темной косицей, играющей на широкой веранде под присмотром устроившегося в любимом кресле старика. Или же просто застать их обоих врасплох.
— Что нового, Лолó?
Шарлóтт вскинула голову, выронив любимую тряпичную куклу, и в одно мгновение спрыгнула с крыльца, обхватив Катрин маленькими тонкими ручками.
— Кати́ш! Ты мне что-нибудь привезла?!
— Как не стыдно, мадемуазель! — засмеялся муж, медленно поднимаясь на ноги, и Катрин дернула краем рта, соглашаясь с его замечанием. После чего раскрыла висящую на плече кожаную сумку и вытащила лежавший на самом верху небольшой сверток.
— Конечно, привезла, моя маленькая сорока. Но для начала отнеси-ка это Жоржетт, или она вновь примется возмущаться о том, какая никудышная из меня старшая сестра.
— Хорошо, — недовольно буркнула Шарлотт, рассчитывавшая получить подарок первой из сестер, и взлетела вверх по ступенькам, мгновенно исчезнув за приоткрытой дверью. Катрин шагнула на крыльцо и поежилась от налетевшего со спины порыва ветра. Или же от того цепкого взгляда, которым наградил ее муж.
— Я жду ребенка, — ответила она на безмолвный вопрос, положив руку на проступающий под полурасстегнутым жилетом живот. Глупо было скрывать то, что пусть и не бросалось еще в глаза всем вокруг, но уже становилось заметным с первого — в крайнем случае, второго — взгляда для тех, кто был ее семьей.
— Полагаю, мне не следует спрашивать, кто его отец? — вновь заговорил Анри ровным, ничего не выражающим тоном, и Катрин с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться, прогоняя видение освещенного солнцем лица с искрящимися в ярких лучах зелеными глазами. Глазами, будто впитавшими все оттенки морской волны.
— Не следует, — согласилась Катрин точно таким же ровным голосом. — Пока что. Я не стану лгать ребенку.
— Хотя ждешь, что я дам ему свою фамилию, не так ли?
— А у тебя есть выбор?
— Ты права, — вздохнул муж. — Выбора у меня нет.
И улыбнулся, подняв левый край рта.
— А имя ты уже выбрала?
— Рановато еще для имени, — хмыкнула в ответ Катрин и повернула голову, устремив взгляд на едва виднеющийся вдали залив. — Но если родится мальчик…
Жан-Марен. В честь святого Иоанна Крестителя. И в честь моря, которому этот ребенок обязан своей жизнью.
В честь отца-моряка.