— Нет, — согласился лейтенант. — Но он нашел мои предложения разумными.
— И что же вы предложили?
Судя по ответному взгляду, улыбка и опущенные ресницы его не обманули.
— Этот город нуждается в сильной руке, лейтенант, — продолжила Катрин, не давая времени, чтобы заострить внимание на ее вопросе. — Иначе через пару лет он превратится во вторую Тортугу. После того, как на посту губернатора Ямайки побывал Генри Морган, многие пираты решили, что будет куда безопаснее бросать якорь под самым носом у англичан. В трущобах города немало притонов, где их привечают едва ли не в открытую.
— Им недолго осталось, — невозмутимо ответил лейтенант, и Катрин позволила себе негромко рассмеяться.
— А вы самоуверенны.
— Вероятно, мадам. Но смею надеяться, что мои слова не разойдутся с делом.
— Жаль, что я этого, вероятно, не увижу, — вздохнула Катрин, опустив уголки губ. — Но, быть может, вы поделитесь со мной парой историй, когда я вернусь за мужем? И если нам повезет встретиться вновь?
На несколько мгновений между ними повисла тишина, нарушаемая лишь слабыми дуновениями ветрами.
— Мне казалось, вы говорили…
— Планы изменились. Я вынуждена выйти в море с первым же отливом, но муж не сможет меня сопровождать. Такой путь ему теперь не по силам. Благодарю, лейтенант, — добавила Катрин, сворачивая в сторону городской площади. — Дальше нам не по пути.
Навязываться он не стал. Лишь кивнул — на глаза вновь упала тень от шляпы — и ответил:
— Попутного ветра*, мадам.
— Благодарю, — повторила Катрин и пошла по мостовой, не оборачиваясь.
Следовало ожидать, что если эта встреча не станет последней, то следующая произойдет при не менее подобающих обстоятельствах. Но Катрин Деланнуа появилась в тот момент, когда Джеймс Норрингтон ожидал этого меньше всего.
Комментарий к II
*Вообще эта идиома звучит как «Fair winds and following seas».
========== III ==========
Корабль подходил к острову Сен-Марте́н с северо-западной стороны, обогнув его по широкой дуге и намереваясь бросить якорь в заливе Маригó. Южная половина острова принадлежала голландской колонии, но после постоянных морских стычек между Англией и Голландией, тянувшихся на протяжении двадцати с лишним лет, капитан посчитал неразумным швартовать английский военный корабль у голландского причала. Если им вообще стоило швартоваться хоть где-нибудь, кроме берегов английских колоний.
Ветер раздувал паруса, унося голоса далеко вперед, и трепал едва виднеющиеся над изломанной линией побережья белые флаги Новой Франции. Капитан долго рассматривал их в подзорную трубу, погрузившись в известные ему одному размышления, а затем приказал:
— Командуйте, лейтенант.
— Убрать паруса!
Матросы засуетились на мачтах, убирая и крепя брамсели. Ярды тяжелой сероватой парусины медленно поднимались вверх и сворачивались у рей.
— Йо! Хо! Хо!*
— Привестись к ветру!
Корабль поворачивал медленно, ложась на курс бейдевинд и подходя к месту стоянки на марселях и парусе бизань-мачты. От носа расходились волны с белой пеной и разлетающимися далеко над водой брызгами, искрящимися на солнце, словно драгоценные камни. Тяжелые рубины на тонкой линии ключиц. Странная мысль, ведь вода была невесомой и почти прозрачной, а те камни будто налились кровью и, казалось, должны были оставлять такие же темные кровоподтеки на коже.
Странная и крайне неуместная мысль. Ведь она была женой другого мужчины.
— Отдать якорь!
Тот ударился о воду с наветренной стороны, поднимая новые брызги.
— Спустить шлюпки!
Весла поднимались и опускались в четком, отточенном годами морских походов ритме, и с каждым рывком, с каждым плеском, возникавшим при столкновении изъеденного солью дерева с водой, очертания города становились всё четче. Толпа у пристаней распадалась на отдельные фигуры, в какофонии голосов с трудом, но уже различались отдельные выкрики, и медленно проступали отдельные линии на белых с синевой флагах.
Капитан предпочел остаться на борту «Разящего», избавив себя от необходимости разговаривать с начальником порта, проверять воду и провиант и следить за их погрузкой в шлюпки под беспощадным солнцем. В последние дни он вообще старался не покидать каюты лишний раз, сетуя на бесконечное и ненормальное на взгляд любого англичанина лето и предоставив подчиненным восхитительную возможность не только страдать от солнечных и тепловых ударов, но и распоряжаться делами так, словно капитана у них и не было.
— Шевелись, раззявы! — бодро драл глотку сошедший на берег боцман и изредка бросал взгляд на полускрытое тенью от шляпы лицо. — Вы обождите немного, лейтенант, этим морским крысам надобно привыкнуть к твердой земле.
Интонации у него при этом становились уважительные и чуть раздраженные одновременно. Боцман был родом с Ямайки, жары не боялся и заслуженно считал себя бывалым морским волком, бороздившим моря с двенадцати лет и до седых волос, а потому слишком молодой, не разменявший даже тридцати — а вернее, едва разменявший двадцать шесть, если быть точно, — лейтенант вызывал у него слабую зависть. Капитаном собственного корабля боцману было не стать, но желание от этого не пропадало, да и к «заморским франтам» он относился с легким пренебрежением. Лейтенант, впрочем, в грязь лицом не ударял и в обмороки под палящим солнцем не падал, а потому боцман не иначе, как счел его достойным первого проблеска уважения.
Бесцельно бродить по пристани, краем глаза следя за погрузкой, было скучно, а от обилия криков на французском вскоре начало звенеть в ушах. Люди спорили, возмущались и — насколько позволяло судить его знание обсценной лексики — желали друг другу всех благ, начиная от общепринятой геенны огненной и заканчивая чисто морским рундуком* Дэйви Джоунза. Солнце начинало припекать все сильнее.
— Шевелись! — самозабвенно надрывался боцман, лихо сдвинув шляпу на затылок. Матросы ворчали что-то себе под нос, недовольные тем, что их вновь заставляют гнуть спины на жаре, а людей на пристани становилось всё больше. Настолько, что пробиравшуюся сквозь толпу женщину в широкополой шляпе Джеймс узнал, только когда она внезапно оказалась прямо перед ним. Он заметил эту шляпу с длинным пером и кольца каштановых волос, рассыпáвшихся по плечам в светлом жюстокоре, еще издали, но не счел достойным интереса даже тот факт, что одежда женщины была мужского покроя, совершенно не скрывавшего очертания ее фигуры. Мало ли в этих водах авантюристок, предпочитавших платью жюстокор и тяжелые сапоги?
Женщина шла, низко опустив голову и надвинув шляпу на самые глаза, и, вероятно, проскользнула бы мимо, так и оставшись неузнанной, если бы не замешкавшийся с очередным бочонком матрос.
— Ишь какая…! — присвистнул моряк, оценив всё то, что обычно скрывала широкая юбка, и получил раздраженный ответ от Джеймса.
— Займитесь делом, матрос.
И женщина, не обратившая на выпад ровным счетом никакого внимания, вздрогнула всем телом и порывисто вскинула голову. Под широкополой шляпой блеснули прозрачно-зеленые глаза.
— Лейтенант?
От неожиданности он даже запнулся.
— М-мадам?
Катрин Деланнуа подняла руку, чтобы поправить полускрывавшую лицо шляпу, и в три шага подошла едва ли не вплотную, ничуть не смущаясь матросских взглядов. Но в следующее мгновение уже нервно затеребила широкий ремень наброшенной на плечо громоздкой кожаной сумки.