— Святой отец, простите мне, ибо согрешила, — сказала я, крестясь, когда стояла на коленях и исповедовалась.
— Каков же твой грех, дитя мое? — спросил падре Франческо через решетку исповедальни.
Я ответила не сразу — подбирала слова. Мне было мучительно стыдно и казалось, будто мир вдруг изменился и уже никогда не станет прежним. Я теперь не та девочка, которой была еще вчера. Все вокруг совершенно иначе.
Было уже очень поздно, когда я рассталась с Бартоломео на верхних пастбищах. Он задержался слишком надолго. Ему следовало уехать раньше, но очень уж трудно было расстаться. Он много раз отправлялся в свое далекое путешествие, но поворачивал назад и бежал за прощальным поцелуем, потом еще за одним, и еще. Наконец его силуэт скрылся в темноте, и мои глаза наполнились слезами. Тогда я через ворота вернулась на ферму и тихонько прошмыгнула по лестнице в la cucina.
Я никак не могла избавиться от ощущения дискомфорта, меня не успокоило даже приготовление fritteddа. А если даже это не действовало, значит, дело плохо.
Я на цыпочках прокралась в свою комнату, умылась и взглянула в зеркало. Мне показалось, что мое лицо изменилось. Я выглядела старше, не как всегда. Сняв запачканную одежду, я почувствовала, что моя кожа еще хранит запах Бартоломео, теплый и изысканный аромат овечьей простокваши, ячменя и костра.
Смывать этот запах мне не хотелось.
Гораздо сильнее пахло у меня между ног — чем-то мускусным, соленым и острым. Я знала, что мамин отменный нюх молниеносно учует чужие запахи, едва она утром войдет в lа cucina. Поэтому я весьма неохотно оттерла их мочалкой, а панталончики спрятала в ящичек с другими секретными реликвиями, который хранился под половицей. Теперь мама, сортируя белье для стирки, не обнаружит ни запаха, ни пятен крови.
Я легла и попыталась заснуть, но только вертелась и ворочалась, мне все время было неудобно. Я прокручивала в голове каждое мгновение прошедшего вечера и начала чувствовать вину за то, что между нами произошло. Я боялась маминого возвращения. Мне казалось, что ей стоит только посмотреть на меня своими черными глазами, и она непременно догадается о том, что случилось в ее отсутствие. И тогда мне придется туго, это уж точно.
В сотый раз перевернувшись с боку на бок, я вдруг решила сходить к исповеди. Другим это помогало в трудную минуту, и я подумала, что беседа со священником успокоит мою душу, как обычно это делала frittedda. Может, покаявшись в грехах, я смогу выдержать мамин испытующий взгляд и не выдать себя?
Я с нетерпением ждала рассвета, а потом заставила себя повременить еще немного, ведь еще слишком рано.
Когда ферма ожила и начался новый день, я накинула на плечи шаль, потому что было сыро и холодно, и отправилась за несколько километров в lа сhiеsа[14]. Падре Франческо, единственный священник в наших краях, только что отпер двери и как раз шел к алтарю, когда я попросила исповедать меня.
— Я совершила страшный грех, отец мой, — сказала я, собрав все свое мужество.
— Какой именно, дитя мое? — спросил священник.
— Плотский, святой отец, — еле выговорила я после долгой паузы.
— Тогда объясни мне все с самого начала, дитя мое, и милосердный Господь простит тебе.
— Понимаете, святой отец, мама уехала в Ад-рано, потому что там умирает Бабушка Кальцино…
— Да дарует ей Господь вечный покой, — перебил священник и перекрестился.
— Мама поехала, чтобы вернуть принадлежащие ей вещи, которые были ей обещаны и на которые тетя Катерина, тетя Ида, тетя Рита, тетя Лучия, дядя Гульелмо, дядя Лоренцо и дядя Пьетро не имеют никакого права… — продолжила я, повторяя мамины слова, много раз мною слышанные, особенно в последние дни, когда Всемогущий Господь вознамерился прибрать к себе Бабушку Кальцино.
— Твоя мама — почтительная дочь, Роза, — кивнул священник и снова перекрестился. — Итак, дитя мое, — продолжал он, — как это связано с твоими плотскими грехами?
— Я согрешила, святой отец, — ответила я. — Когда мама уехала в Адрано, Антонино Калабрезе достал из погреба целую бутыль граппы. Луиджи, Леонардо, Марио, Джулиано, Джузеппе и Сальваторе помогали ему прикончить водку. Они пели песни и танцевали. Близнецы занимались своими делами в старом свинарнике.
— А что делала ты, моя маленькая Розина? — спросил священник.
— Я пошла гулять в поле, святой отец.
— Одна, дитя мое?
— Нет, святой отец.
— С кем же ты гуляла в полях, пока твоей мамы не было дома. Роза?
— С Бартоломео, святой отец.
— С Бартоломео Соньо?