Наконец, уже на рассвете, сон все-таки сморил меня, и мне снились прелюбопытные сны, от которых я проснулась в поту, изможденная и задыхающаяся.
В первом сне я, как обычно, перед работой отоваривалась на рынке, но была абсолютно голой. Продавцы отпускали в мой адрес непристойные замечания, домохозяйки хихикали. Напрасно пыталась я прикрыться корзиной с покупками, когда бежала с пьяцца Сан-Доменико по виа Бандьера.
Булыжники на каждом шагу впивались мне в ноги, мое пышное тело колыхалось и ходило ходуном.
В конце виа Бандьера стоял какой-то человек. Когда, задыхаясь и спотыкаясь, я подошла ближе, оказалось, что это Англичанин. Он впился в меня своим насквозь пронизывающим взглядом, и как я ни старалась оторвать от булыжников свои босые ноги — они словно вросли в мостовую. Я стояла как статуя, и Англичанин подошел ко мне. Подошел так близко, что я чувствовала его запах: едва уловимый, но неотразимый аромат мужчины.
Англичанин стоял так близко, что прикасался к моей груди. Воздух, заполнявший небольшой зазор между тем местом, где кончалась я и начинался он, казался колючим и потрескивающим.
Я помню, как изо всех сил боролась со сном, пытаясь проснуться от ночного кошмара, словно мумия, рвущаяся из бинтов. Наконец мне удалось открыть глаза. Вообразите мой ужас, когда я увидела, что в ногах моей кровати стоит совершенно голый Англичанин.
Крик застрял у меня в горле. Тишина заполнила весь мир размером с комнату. Англичанин очень аристократично шмыгнул носом, под вздернутой верхней губой блеснули в полутьме его желтоватые зубы.
Он приподнял покрывало на моих ногах и нырнул под него. Кровать вдруг словно раздвинулась и стала длиной с улицу. Я наблюдала за холмиком, который был Англичанином и подползал под покрывалом все ближе и ближе.
Он приближался медленно, но верно, не останавливаясь, по самой середине кровати.
Блестящее покрывало то приподнималось, то опадало.
Мои глаза следили за этим движением. Мне даже хотелось, чтобы все произошло, и исчезли страх и напряжение.
Оно приближалось, медленно и неотвратимо, и я могла только ждать. Мне приходилось силой заставлять себя дышать.
Наконец он добрался до моих ног. Его рот (а это безусловно был рот, влажный и теплый) накрыл собой один из моих пальцев и стал его сосать. Что-то похожее на стрелу арбалета пролетело по венам на моих ногах и взорвалось, рассыпавшись звездным дождем в области ягодиц.
Рот продолжал работать, поигрывая языком между моими пальцами, в самых нежных местах, и переключаясь на соседние пальцы.
Потом язык скользнул по подошвам ног, словно не мог выбрать между правой и левой, а я корчилась от щекотки и тщетно пыталась увернуться.
Потом ко мне прикоснулись руки. Прохладные и сухие. Небольшие и с маникюром.
Они ритмично гладили мои ступни, после чего стали пробираться дальше, по лодыжкам — к икрам, и их прикосновения были такими нежными, что я невольно замурлыкала, как крупная кошка.
Руки поласкали мои колени, отправились дальше — к внутренней стороне бедер, задрали ночную рубашку и раздвинули мои ноги. Я едва дышала. Руки обволакивали мои бедра, словно легкий ветерок, словно желтковый мусс.
Затем в работу включились пальцы. Я чувствовала, что именно кончик пальца проходится вверх-вниз по моим бедрам, потому что он щекотал меня ногтем. Но к этому моменту я уже утеряла всякое желание сопротивляться. Мне хотелось лишь одного: чтобы эта пытка никогда не кончалась.
Нежные пальцы уже добрались до секретного местечка у меня между ног, раздвинули шелковистые волосики и поглаживали складки плоти. Я стонала тем громче, чем энергичнее, нежнее и настойчивее давили, ощупывали и массировали пальцы. Стоны все нарастали, пока не заполнили все квартиры, второй раз за ночь разбудив жильцов.
Вдруг раздался безжалостный стук в дверь. Он ворвался в мой волшебный сон и выдернул меня из него, чего мне вовсе не хотелось.
Попугай ответил на этот стук гениальной имитацией собачьего лая.
В дверях стояла тщедушная бакалейщица Бабуля Фролла в халате на голое тело. Ее руки были сложены на груди, а единственный зрячий глаз возбужденно горел.
— Скажи, Роза, — прошепелявили ее десны, поскольку она не успела водрузить на место зубы, — во имя Пресвятой Девы Марии, защитницы спящих невинных душ, что здесь сегодня творится?