После пластунов в мертвой снежной степи встречаю конные группы казаков. Они идут без строя, а так, по-станичному — гуртами. Все они очень тепло одеты, в положенных овчинных шубах поверх, с бурками, и закутаны башлыками. Ледяной попутный ветер в спину словно усиливал «их ход домой».
Их очень много. По «гуртам», думаю, человек двести. Кричу им, заглушая вьюгу:
— Кто вы?..
— Больные, — отвечает кто-то.
Все они на приличных лошадях. На меня не смотрят, но я стараюсь рассмотреть их и по обмундированию вижу, что они из Кавказской бригады. А когда промелькнули крупная фигура и лицо Михаила Савелова, сына конвойца Алексея Савелова, нашего родного дяди по матери, казака станицы Казанской, у меня сомнений не стало — это мои родные кавказцы. Мне было очень неприятно это осознать, так как я видел, чувствовал, что все они, или большинство, просто «закончили войну» и идут домой «навсегда»...
У генералов Науменко и Фостикова
6 февраля 1920 года, в 10 часов утра, в ясный, солнечный зимний день, я въехал в село Ивановка Медвежинского уезда Ставропольской губернии. Въезжаю на площадь и вижу конную группу спешенных казаков в противоположной стороне, у дома на высоком фундаменте. Впереди группы вижу генерала Науменко, который тихо прохаживался по дороге и, видимо, чего-то ждал. Неожиданное появление «хорошего выезда» с заводной оседланной лошадью позади тачанки привлекло внимание многих. Генерал Науменко остановился и пытливо всматривается в мою сторону. Смотрит в мою сторону и его штаб. Я невольно смущаюсь, подумав — почему я не в седле? Вот, скажут, какой барин приехал на фронт... воевать в тачанке ишь!
Пройдя скорой рысью разделяющее нас расстояние, остановился, быстро сбросил с плеч бурку, соскочил в снег и в одной черной черкеске при серебряных погонах, в чевяках с мелкими галошами быстро направился прямо к генералу Науменко, стоявшему от меня шагах в двадцати пяти.
— Ваше превосходительство!.. Полковник Елисеев, представляюсь, прибыл в Ваше распоряжение! — отрапортовал ему по-положенному, приложив руку к белой низкой корниловской папахе.
— A-а!.. Так скоро, Елисеев?.. Вот-то не ожидал!.. А мы смотрим — кто же это там подъезжает в тачанке, на рысаках? Совсем не думал, что это Вы. Молодцом!.. Очень приятно. Вы видите его, непоседу? — обращается он к начальнику штаба, к полковнику Егорову32, так мне хорошо знакомому.
Егоров, как всегда, мило улыбается сквозь пенсне и жмет мне руку.
— Ну, на тачанке сейчас тут того, — вдруг говорит мне Науменко, — ведь мы приготовились к драпу. Опять наседает конница красных. Только что была тревога. Одна моя дивизия здесь, а 2-я генерала Фостикова33 где-то впереди. Если он не отобьет, то мы сейчас же сматываемся отсюда. И Вам советую сесть в седло, — закончил он.
И потом, взяв меня под руку, отводит в сторону и спрашивает:
— Ну, что там в тылу? Каково настроение? Что говорят? Налажена ли эвакуация семейств?
Все эти вопросы были для меня неожиданны и неведомы, почему я и ответил:
— Ничего не знаю... Я прибыл воевать, а в тылу все спокойно.
Тут же от генерала Фостикова получено было донесение «с мельницы», что красные отбиты, все спокойно, можно возвращаться на квартиры. Науменко сразу же прояснел:
— Ну, пойдемте ко мне. Поговорим еще там и напьемся чаю.
Мы в его штаб-квартире, в очень большом доме какого-то местного
богача. Генерал Науменко уже рад и весел, что «красные отбиты», стал мил и разговорчив.
— Чаю полковнику! — кричит он денщикам и вновь ко мне с вопросами об эвакуации, что меня удивило.
Я был молод, холост, верил, что это наш временный военный неуспех, и, конечно, ни о какой эвакуации и не думал. Он был откровенен о неустойчивом настроении некоторых полков и подкупал меня своей искренностью. Я почувствовал, что прибыл в родную семью и был обласкан самим генералом Науменко.
— У нас вакантный 1-й Лабинский полк, — говорит он, — но я это передам уже исключительно на усмотрение начальника дивизии генерала Фостикова.
Скоро прибывает «с мельницы», с наблюдательного пункта, и генерал Фостиков. Я его не видел со Ставрополя, ровно 15 месяцев. Он нисколько не переменился видом, разве вот стал более уверен в своем положении заслуженного в боях «старого генерала». В Ставрополе, у Шкуро, после прихода из гор, он был войсковым старшиной и командиром 1-го Кубанского полка. Знаком я был с ним с начала 1915 года в Турции, в Алашкертской долине. Он тогда был сотником и адъютантом 1-го Лабинского полка у полковника Рафаловича34. Я же был хорунжим 1-го Кавказского полка. Наши полки стояли одно время в очень маленьком курдинском селе Челканы. Сотник Коля Бабиев был командиром сотни. Тогда там мы очень дружили с Лабинцами. И вот теперь — новая и приятная встреча.