Так оно и случилось: прибыл полковой ординарец из штаба корпуса с распоряжением от генерала Науменко: «С сумерками незаметно покинуть Лосев и вернуться в станицу Кавказскую». С полком ушел и Севостьянов со своей супругой.
В полночь полк подошел к станице. Идем без дозоров, так как они не нужны. У железнодорожного моста вдруг слышу окрик:
— Стой!.. Кто идет?
— 1-й Лабинский полк, — отвечаю с седла, вступив уже на мост.
Из канавы у моста, где проложена широкая цементная труба для
стока дождевой воды, вдруг выскочили несколько фигур в больших папахах, в шубах, с винтовками в руках и, быстро обступив мою кобылицу, заговорили:
— Федор Ваныч!.. Господин полковник!.. Федюшка — спаситель станицы!.. Мы вынесем Вам завтра станичный приговор!.. Ты же спас си-водня нашу родную станицу! — слышу сразу несколько голосов, и среди толпы старых бородатых казаков человек в 20—25 вижу друзей и сверстников нашего погибшего отца, а впереди всех урядники Михаил Иванович Татаринцев, Козьма Иванович Стуколов — баяны и трибуны казачества на станичных сборах.
— В чем дело, господа старики?.. Почему вы здесь? — спрашиваю их.
— Да мы застава, охраняем станицу, — заговорили, как всегда в толпе, многие.
— Никакого приговора мне не надо. Полк сделал то, что сделал каждый бы, — говорю им, сердешным нашим станичным величинам.
— Не-ет, Федор Ваныч!.. Мы постановим!.. Да, и ваапче, ежели б не Лабинцы — нынче же был бы каюк нашей станице! Разве мы этого не видим! — говорит высокий матерый урядник Татаринцев.
Диалог окончен. Я говорю им, что мы идем «последними» и после Лабинского полка уже никого нет позади «из белых», почему теперь им надо смотреть и охранять станицу внимательно.
Услышав это, они сразу же замолчали, безусловно почувствовав и поняв, что по отходе полка может быть что-то страшное.
Милые и дорогие, неискушенные, благообразные и благородные все эти наши «старики» — как глубоко я понимал их тогда! И жалел! Но их счастью и спокойствию в своей станице оставалось жить еще только 10 дней. Красные неизбежно должны были занять Кавказскую. И заняли ее. И в числе первых жертв станицы был 50-летний урядник Михаил Иванович Татаринцев, расстрелянный первым.
Все это было мною написано в мае 1941 года в Сайгоне, во французской тогда колонии Индокитай. Написано по памяти, не имея никаких письменных заметок и бумаг. В официальном сообщении номер 7, напечатанном типографским способом в те дни, помеченном 19 февраля 1920 года, станица Дмитриевская, и подписанном командиром корпуса генералом Науменко и начальником штаба полковником Егоровым, об этом дне сообщено так:
«16-го февраля 1920 года, на рассвете, пользуясь густым туманом, два полка 39-й стрелковой дивизии большевиков, с частью конницы и артиллерии, выдвинувшись из станицы Дмитриевской, атаковали хутор Романовский и станцию Кавказскую, причем им удалось захватить северную часть хут. Романовского и ворваться на несколько минут на станцию Кавказская. Выдвинутыми из станицы Кавказской конными частями корпуса, при содействии бронепоездов «Степной» и «Генерал Черняев», дальнейшее продвижение противника было приостановлено и он был оттеснен из хутора на северные высоты, а затем, когда к 11-ти часам утра рассеялся туман и ясно обозначилось расположение противника, направленное в охват полками, противник был опрокинут и начал отступление на хутор Лосевский. В то же время третий полк 39-й стрелковой дивизии, с конными разведчиками и артиллерией, подошел к станице Кавказской и атаковал ее, но огнем пластунов и гренадер полк был отброшен и начал спешно отступать к реке Челбасы.
Доблестные Лабинцы первого полка, под командой полковника Ф. Елисеева, направленные в разрез между двумя группами, нанесли вправо удар, захватив несколько десятков пленных и несколько пулеметов, а затем, повернув налево, отрезали отходившую большевистскую бригаду от ее отступления и, поддержанные огнем бронепоезда «Генерал Черняев», захватили целиком 343-й и 344-й советские полки со всеми их пулеметами и обозами».
В этом правдивом сообщении одно неверно: бронепоезд не мог видеть красных, когда они покинули северные высоты, так как хутор расположен в глубокой низине, как и не мог достать своим огнем красных, находившихся за 10 верст от хутора Романовского, где-то в степи, за многими перекатами. Но это есть мелочь. В остальном расхождений нет.
После Второй мировой войны в Париже, совершенно случайно, нашел и приказ Войскового Атамана генерала Букретова о событиях тех дней, который и помещаю:
«ПРИКАЗ
Кубанскому Казачьему Войску № 170 г. Екатеринодар. 20 февраля 1920 г.