Мордоворот, со шрамом на лице, ражий детина, увидев, как новенький переступил через чистое полотенце, лежащее вместо половой тряпки, на полу, скривился и цвиркнув сквозь прореженные в драках зубы процедил:
— Понятно сявка. Как и говорил лепило. Надо будет прописывать. Ты кто такой красивый к нам въехал, есть чем заплатить за прописку?
— Ну, ты, отвечай гнида, — закрутились возле него, мелкими чертями шестёрки старшего по палате, — не видишь что ли, старшой нервничает! Есть бабки, сигареты, хавчик или сразу в рыло? Что молчишь, как рыба об лёд или хочешь познакомиться с нашим Минотавром? Так он тебя живьём сожрёт — не подавится.
— А, ну брысь шавки по шконкам, не видите пассажир нервничает. Так, что сявка будем прописываться? — нахмурился вопросом Мордоворот.
— Как это?
— Каком кверху, — заржал Мордоворот, — будем тебя до тех пор подкидывать на одеяле вверх, пока ты не закукарекаешь, или нам не надоест тебя подбрасывать. Налетай братва — скомандовал он своим шестёрках, — не то и до вечера с ним не управимся.
И не успел прораб опомниться, как налетевшие со всех сторон пациенты, сбили его с ног и связав по рукам и ногам, стали подкидывать на одеяле. Кажется невинная забава, подумаешь подкинут несколько раз вверх на одеяле — это если не забудут поймать. А его не только забыли поймать, но и ещё заботливо подставили под него табурет.
Завёрнутое тело, с треском упало на табурет, получая средней тяжести телесные повреждения, и тут же от туда раздался утробный рёв.
— Закукарекал петушок, — заржал Мордатый, — проведите ему членом по губам и отправьте в петушиный закуток к Забаве, пусть его обустроит, а ночью мы с ним пошалим не по децки, а пока он пусть посидит, подумает где взять бабки.
Несмотря на сопротивления, прораба опустили и через некоторое время он оказался в отгороженном простынями углу, где на полу кучковалось несколько опущенных особей.
— С приездом петушок. — приветствовал его довольно миловидного вида юноша. — Давай знакомиться, я Абсолютик, старший этого петушатника, чуть дальше лежит Забава, рядом с ним Вишенка, Цыбулинка, а вон тот, самый старший — лакей или ликей, не знаю, как правильно — поломойка и шнырь Сухарь. В карты с ним играть не садись — мухлюет и долги не отдаёт. Говорят, что в прошлой жизни от проиграл в карты свой книжный магазин и чтобы не отдавать его, кинувшись шлангом, лёг в больничку. Это он глупость сморозил — его нашли и здесь. Мордоворот над ним поработал и он всё вернул, даже с процентами. Теперь живёт под койкой в петушином углу. Ну и стоили того, те деньги? Тебя-то, как величать мил человек?
— Меня зовут Але…
— Ты не понял петушок, — не дав ему назвать своё имя, перебил его старший петушатника, — здесь никого уже не интересует, как тебя звали в той жизни, называй свою кличку.
— Тогда Прусак.
— Ну Прусак, так Прусак — не стал с ним спорить старшой. В беду ты попал Прусак. Вернее сказать на большие бабки…
— На какие бабки? — перебил его Прусак. — Я никому ничего здесь не должен.
— Это ты так думаешь. А меня попросили, очень настойчиво попросили, растолковать тебе, что если ты не найдёшь к вечеру ста тысячи евро, тебя будут пичкать серой, и насиловать всем дурдомом, до тех пор, пока ты не окачуришься.
— Так где же я их здесь возьму!? — ужаснулся от такого известия Прусак.
— Где возьмёшь? не знаю — это не моё дело. Но, краем уха я слышал, что у тебя есть хата в Питере. Вот и думай. А это тебе, чтобы думалось веселее, — сказал Абсолютик и ткнув опешившему Прусаку в руку баночку вазелина.
— Хату я вам не отдам. — мрачно ответил Прусак. — И не надо меня пугать. Я не первый год живу на белом свете, только троньте, я вам ночью поперегрызаю шеи.
— Я передам, но тогда тебя ночью отдадут Минотавру.
— Кто это?
— Людоед, точнее несколько людоедов скованных одной цепью, проживающий в подвале этого санатория. Чтобы не тратиться на похороны им сбрасывают тела умерших. Падальщики. От них уже не откупишься — живьём сожрут.
— Ты, сам-то, от куда и как Абсолютик оказался в этом болоте?
— Я-то? — задумался старший пидор, — С Украины я. Приехал сюда на музыкальный рок-фестиваль, И, как видишь, до сих пор не могу уехать. Но дело не во мне, а в том, что тебе по любому, придётся отдать деньги… Иначе сам понимаешь — в подвал к Минотавру.