2
На флоте в своей массе, мичмана на боевых кораблях, честно тянут служебную лямку и пользуются заслуженным уважением всего личного состава корабля. Но как в любой семье есть свой урод, так и во флотском экипаже попадаются свои гниды - сундуки, рассматривающие свою службу на флоте, как способ проявить свои командно-садистские наклонности и попутно разбогатеть, занимаясь ченчем на боевой службе. Особенно эта страсть к обогащению проявилось у них в девяностые года, когда появилась возможность разворовывать свои же корабли.
С тем сундуком с экипажа, Лёва столкнулся через два года, когда его после второй боевой службы, вместо заслуженного отпуска, списали на на ПМ-24. Та «коломбина» шла доковаться в Болгарию. И как обычно, заведено перед морским походом, его с несколькими матросами кинули на береговую базу ишачить - загружать на корабль продовольствие. Старшим в той команде и был тот сундук Савельев, не узнавший Лёву. Если бы узнал, возможно, что всё могло пойти совсем по-другому. Но не пошло.
Хитрожопый сундук воспользовался этим случаем, как поводом посетить свою шлюху, жену товарища по службе, который был в это время в морях, ушел, оставив матросов одних. Сказать, что Лёва, ставший к тому времени уже подгодком, как быдло таскал мешки с картошкой, пока сундук пердолил свою шлюху, значит вести вас уважаемый читатель в заблуждение.
Продав несколько мешков с картошкой, бабушке с улицы Ревякина и затарившись у неё же домашним вином, Лёва со своим годком Саркисяном, отправился в загул.
Помните - всё пропьём, но флот не опозорим? Это был именно тот случай. Им, правда, пытался помешать майор, командир береговой базы, но что мог сделать тыловой офицер - майор, пришедшим с боевой службы подгодкам, которые больше года не дышали пьянящим воздухом Родины, не держали на Минке, за ляшки блудливых офицерских жён и не пили самопальное вино? Разве, что вызвать патруль, который их и нашёл через сутки в экипаже, где загулявшие матросы, допивали со своими земляками, одеколон.
На гауптвахте, к ним в камеру, (куда их доставил патруль) зашёл комендант города и после непродолжительной беседы он, с вызванным в комендатуру корабельным политруком, отправил их на корабль. Объявить десять суток губы Лёве - объявили, но посадить не успели, он попал на операцию в госпиталь.
Через тридцать лет Лёва столкнулся с тем мичманом сундуком Савельевым, в социальных сетях - тот вёл страничку ветеранов флота и был таким богобоязненным, что вызывал этим у Лёвы большое подозрение.
«Вы, теперь, наверное, чувствуете раскаяние за тот свой поступок?» - спросил сундук у Лёвы.
Мрак - если мозгов не было по-молодости, их не прибавилось и к старости, что тот сундук убедительно и продемонстрировал, прельстившись высокой российской пенсией и льготами. Предав свою Родину Украину, он переметнуля в российские подданные. А Лёве клялся и божился, что он настоящий украинский патриот - им и умрёт. Предавший не единожды...
Но то будет в далёком будущем, а сейчас... Динамик захрипел и прокашлявшись натужно прогремел казённым басом: «Команде, построиться для похода в баню!»
Давно нетопленая баня, встретила молодых призывников обшарпанными сырыми стенами, (по всей видимости, помнящих ещё царских моряков) запахом сырости, хлорки и холодной водой. Валявшийся сиротливо на подоконнике, кусок хозяйственного мыла призывниками был проигнорирован, а зря - в дальнейшем на боевой службе, о такой роскоши, как холодная пресная вода и хозяйственное мыло, можно будет только мечтать. После бани им выдали белую, с зелёным отливом, дубовую матросскую робу, сидевшую на них коробом. Притырошный вид, оболваненных налысо, переодетых призывников, комично дополнял черный флотский ремень, одетый поверх голландки.
- Гандон перетянутый ремнём. - увидев себя в оконном отражении, пошутил Лёвин земляк Витя Кириленко.
Так Лёва начал свою срочную флотскую службу - длиною в три года. Он никогда не жалел о том, что не воспользовался отсрочкой и пошёл добровольцем на флот. Не его вина, что флот оказался гнилой, как и вся советская идеология.
3
Плавучая казарма под номером 138, где располагался учебный отряд бригады УВФ, была пришвартована в Угольной бухте. Давно некрашеный корпус коробки, тёрся о кранцы причала, скрипел и жалобно выл потусторонними голосами, вызывая этим, у новоприбывших молодых матросов, по ночам жуткий страх. В этом не было ничего удивительного. В свои лучшие года, она стояла в Египте и во время войны её холодильные камеры использовались под морг. В то время это была вполне привычная практика. В чём Лёве вскоре и самому пришлось убедиться, попав на боевую службу в Сирию, в порт Тартус. Но это будет в будущем, а сейчас в учебке, его ждал постоянно обдолбанный, пьяный, старшина первой статьи Вася Мазихин со товарищи.