Создавайте легенды о себе.
Боги начинали с этого.
Станислав Ежи Лец
Вы никогда не замечали, уважаемый читатель, что резкие перемены погоды влияют на настроение? Не замечали? Я вот тоже до последнего времени не замечал, но зимняя слякоть и меня уже вывела из равновесия. Что-то мне захандрилось в этот зимний вечер и я ни с того, ни с сего вспомнил о своей юности, проведённую на флоте. Захотелось мне написать о ней рассказ, ничем его не приукрашивая. Я немного призадумался, а потом взял да и начал писать. Надо же как-то с хандрой бороться.
Уважаемый читатель, если Вы по фамилии ищите здесь себя или своих знакомых, хочу Вас заранее предупредить - рассказ художественный вымысел, все фамилии придуманы, и совпадения совершенно случайны.
1
Вина не пил я Божоле.
И баб не целовал французских,
В проливе я Па де Кале,
Одеколон бодяжил русский.
Он был мне слаще за вино.
Что в кубки из бочонков льётся.
А вместо баб я за оно...н
Вы поняли, к чему ведётся?
Что-то заскрипело, потом затрещало и старый швартовочный резиновый кранец, не выдержав напряжения, лопнул со звуком разорвавшейся ручной гранаты. Чайки, кружившиеся беззаботно над причалом в Угольной бухте, подняв гвалт, улетели в более спокойное место.
«Полундра братва!» - крикнул боцман мичман Чипель, выбрасывая за борт запасной кранец. К стенке, с приспущенным флагом на грот мачте, швартовалась пришедшая с очередной боевой службы, засуреченная и закрашенная шаровой краской, в пятой предзаходной точке, под Кипром, плавмастерская шестнадцатой бригады УВФ, Краснознамённого Черноморского флота,
Держитесь севастопольские шлюхи, с морей пришли не видевшие почти год женщин, иссеченные солёными морскими ветрами и океанскими штормами военные моряки.
Весь офицерский и мичманский состав корабля высыпал на ют и полуют, высматривая своих родственников. Как только были выполнены необходимые формальности, подписаны все документы и перегружены доставленные с боевой службы на Родину трупы, командный состав, загрузив в такси, свои чемоданы, с честно заработанным на боевой службе барахлом, рассосался с корабля по своим домам. Замполит капитан-лейтенант Шагин, прихватив за какую-то провинность молодого лейтенанта Петрова, оставил того дежурным по кораблю, дав ему в помощники прослужившего полтора года старшину второй статьи Яковлева. Лейтенант, хоть и был молодой по службе, но дураком по жизни от этого не стал. Проверив вахтенного у трапа, и оставив в дежурке своего помощника, старшину второй статьи Яковлева, он выпил с годками, на камбузе чифира, отправился в самоволку к себе домой, не сдав табельное оружие. Какая там инструкция и какое там оружие, когда дома, одинокая, в холодной постели, его ждёт не дождётся, не траханая им год молодая жена.
Проводив лейтенанта, Яковлев, достал книгу и, откинувшись на баночке, начал читать, получая удовольствие, от книжных похождений романтика кардинала и его недругов мушкетёров, мешающих ему волочиться за королевой. Когда уже Яковлев дочитал до того места, где кардинал должен был наконец-то уже впендюрить объекту своего вожделения, ход его мысли прервал дежурный у трапа:
- Слышь, Яша, здесь две какие-то шлюхи просятся к нам на борт. Что делать?
- Гони их нахрен в шею. Задолбали. Не успели прийти, как они тут, как тут. Что не могут дождаться, когда нас отпустят завтра в увольнения?
- Иди сам и скажи им это. Они пьяные в хлам. И кажется уже не сами.
- А ну-ка кто здесь, покажись!? - выйдя на полуют и подойдя к трапу, грозно спросил Яковлев, всматриваясь в полумрак, царивший на стенке.
А там царило оживление, матросы плавмастерской предоставленные в эту ночь сами себе, устроили у трапа импровизированный базар, выложив пришкеренное от бдительного глаза замполита честно купленное и наченчованное в Сирии барахло. Покупателями были мичмана и офицеры с соседних кораблей. Ходовым товаром в Союзе считались джинсы, мохер и дивной расцветки американская кремпленовая ткань. И это, ходовое барахло, было вынесено на стенку матросами, пришедшими с боевой службы. Были забыты ураганные ветра и штормовые моря. Война в Сирии осталась далеко позади, пришло время - команде пить и веселиться.
К ночному торговищу, подтянулись вездесущие бабушки с улицы Ревякина, торгующие своим домашним вином и самогоном. Деньги вырученные за барахло, уже осели в их бездонных карманах, а самогон и вино, для удобства, перелитые в грелки, перебрасывались со стенки на ют корабля.
Ревякинские бабушки, принёсшие вино, были женами и матерями офицеров и мичманов и по большому счёту, своей подпольной торговлей, подрывали дисциплину, но когда дело касалось выгоды, всё остальное отодвигалось в сторону. Такой же позиции придерживались и съехавшиеся со всего Союза на учёбу в Севастополь студенточки, честные давалки и шлюхи мечтающие выйти замуж за моряков, а пока они уже успели проникнуть на корабль и своим развратным поведением могли в корне подорвать воинскую дисциплину. Запахло махновщиной и анархизмом.