Пережитое потрясение довершило ментальный распад, и Говард еще глубже погрузился в примитивное полузвериное состояние. Время от времени его мозг почти полностью отключался, и он брел, ничего не ведая и ничего не помня, гонимый лишь ужасом и слепым инстинктом, который по-прежнему толкал его на поиски выхода из подземных инопланетных пещер.
Несколько раз, когда Говард пробирался через заросли грибов, ему приходилось бежать или прятаться от других змееподобных чудищ, похожих на то, что едва его не проглотило. В конце концов он добрался до крутого склона и двинулся по нему наверх. Воздух стал прохладнее, а по пути больше не попадалось ни растительных, ни животных форм жизни. Говард вяло раздумывал, почему же здесь так холодно, но никакого объяснения помутившийся разум не подсказал.
Накануне Говард раздобыл себе новый отросток светоносного гриба, который служил ему фонарем. Теперь, ощупью пробираясь по необозримому доломитовому склону, испещренному расщелинами и пропастями, он вдруг с неописуемым ужасом заметил вдалеке наверху два сияющих зеленым холодных глазка, что проплывали среди скал. Говард успел в буквальном смысле позабыть об оумнисах и их фонарях, но что-то – отчасти инстинкт, отчасти память – шепнуло ему о страшной опасности, превосходившей все то, с чем он встречался во тьме.
Говард швырнул на землю фосфоресцирующий отросток и укрылся за доломитовой скалой. Из своего убежища он видел, как двое бессмертных, облаченных в серебристые костюмы из моуффы, прошли мимо, спустились по склону и исчезли внизу среди камней. Он не знал, выслеживают ли они его, но, когда меркуриане скрылись из виду, сломя голову полез наверх, чувствуя, что от существ с зелеными ледяными светильниками нужно убраться как можно дальше.
Доломитовые скалы стали меньше, пещера сузилась бутылочным горлышком, стены сомкнулись вокруг него со всех сторон, и вот он уже пробирался по тесному извилистому туннелю. Пол выровнялся. Вскоре Говарда ослепил вспыхнувший впереди свет – такой же яркий, как солнечный. Сжавшись от страха, землянин отступил и заслонял глаза ладонями, пока не приспособился к нестерпимому сиянию. А потом крадучись, преисполненный смутными страхами и неизъяснимыми надеждами, двинулся вперед и оказался на пороге облицованного металлом громадного зала, где никого не было, но отовсюду сиял свет.
Проход туда из естественной пещеры, где стоял Говард, перегораживало что-то вроде вертикального створа, и этот створ был поднят – вероятно, теми самыми бессмертными, которых он видел внизу среди скал. Рядом стояло похожее на лодочку транспортное средство, на котором они, очевидно, и приехали. Эта лодочка и зал были ему знакомы, и теперь Говард кое-как припоминал те испытания, через которые прошел по вине оумнисов перед своим побегом во тьму.
Пол в зале слегка кренился, и Говард вспомнил, что, если пойти вверх, можно выбраться к утерянному миру и свободе. С опаской, осторожно, он звериными прыжками поспешил туда.
Где-то через милю пол совершенно выровнялся, а сам туннель изогнулся. Говард уже не видел, что поджидает его впереди. Он выскочил за поворот так резко, что даже не успел затормозить при виде троих стоявших к нему спиной оумнисов в металлических костюмах. Рядом с ними ждала лодочка. Один бессмертный толкал огромный выходящий из стены рычаг, похожий на вымбовку от корабельного шпиля, и, словно в ответ на его усилия, медленно опускался, перегораживая проход, блестящий створ. Дюйм за дюймом полз грозный металлический занавес, грозя вот-вот перекрыть весь туннель и окончательно отрезать землянину путь к бегству.
Говард даже не подумал о том, что туннель за створом может вести совсем не туда, куда он так отчаянно стремился. Каким-то чудом былые храбрость и находчивость отчасти вернулись к нему, и он не повернулся и не бросился наутек, как сделал бы при виде бессмертных еще совсем недавно. Он понял, что должен совершить рывок, чтобы выбраться наконец из меркурианских подземелий – сейчас или никогда.