По приказанию Мматмуора и Содосмы обитатели Синкора везде и во всем вели себя подобно живым. Они говорили и двигались, они ели и пили, как при жизни. Они слышали, видели и испытывали чувства, сходные с теми, какие испытывали, прежде чем их настигла смерть, но разум их был порабощен чудовищным колдовством. Они помнили, пусть и совсем смутно, свою прежнюю жизнь, а то существование, что им приходилось влачить теперь, было пустым и беспокойным существованием тени. Кровь их медленно и неохотно струилась по жилам, смешанная с водами реки забвения; и дыхание Леты туманило их глаза.
Они безмолвно повиновались приказаниям своих деспотичных повелителей, не возмущаясь, не возражая, но в том смутном безграничном изнеможении, какое испытывают мертвые, когда, уже пригубив чашу вечного сна, они вынуждены вновь возвращаться к тяготам земного бытия. Они не испытывали ни страсти, ни желания, ни удовольствия, лишь грызущую боль пробуждения от сна Леты и тусклое настойчивое желание вернуться к прерванному забытью.
Самым младшим и последним императором из династии Нимботов был Иллейро, умерший в первый же месяц Великого Мора и двести лет пролежавший в своем величественном мавзолее до того дня, когда появились некроманты.
Разбуженный вместе с подданными и прародителями, чтобы прислуживать двум тиранам, Иллейро, не ропща и не удивляясь, вновь влачил пустое существование. Эту напасть, обрушившуюся на него и на его предков, он сносил так, как принимают оскорбления и недоразумения, привидевшиеся в дурном сне. Он знал, что вернулся под дотлевающее солнце, в бессмысленный призрачный мир, к порядку вещей, в котором сам он был лишь покорной тенью. Но поначалу его, подобно всем остальным, снедала лишь смутная печаль и бессильная тоска по утраченному забвению.
Одурманенный колдовством своих повелителей и ослабевший за время векового небытия, Иллейро, как сомнамбула, наблюдал за всеми теми гнусностями, которым подвергались его прародители. Однако спустя много дней слабая искорка забрезжила вдруг в его вязком сумеречном разуме.
Он вспомнил безвозвратно утраченное великолепие царствования в Йетхлиреоме, от которого его теперь отделяла непреодолимая пропасть, вновь ощутил гордость и ликование далеких дней своей юности. А вместе с памятью в душе его смутно всколыхнулось возмущение, тень негодования против злодеев, заставивших его вернуться назад, в это убогое подобие жизни. Он начал втайне оплакивать свою поруганную землю и бедственное положение предков и подданных.
Теперь простой виночерпий в тех залах, где прежде правил, Иллейро изо дня в день был свидетелем деяний Мматмуора и Содосмы. Он видел их прихоти, продиктованные жестокостью и похотью, их все более разнузданное пьянство и обжорство. Он видел, как они купаются в некромантической роскоши, как леность ослабляет их ум, а невоздержанность – тело. Они забросили занятия магией и позабыли многие свои заклинания. Но тем не менее они по-прежнему правили, все еще могучие и грозные, и, развалившись на розовых и пурпурных ложах, грезили о том, как поведут армию мертвецов на Тинарат. Мечтая о завоеваниях и о новых гнусных обрядах, они жирели и предавались лени, словно могильные черви, что обосновались в склепе, полном гнили. И этим своим небрежением и деспотизмом они разожгли в сумрачном сердце Иллейро мятежный огонек, и мало-помалу жар его начал одолевать мертвящее дыхание Леты. Чем дальше, тем необоримее охватывал его гнев, и постепенно Иллейро обрел некое подобие своей прижизненной силы и твердости. Он видел безнравственность своих угнетателей и помнил зло, причиненное беззащитным мертвым, и хор приглушенных голосов в его мозгу требовал возмездия все громче и громче.
Окруженный предками, Иллейро безмолвно скользил по залам дворца в Йетхлиреоме, исполняя распоряжения повелителей, или терпеливо ждал их приказаний. Он наполнял кубки из оникса янтарными винами, колдовством добытыми на холмах, согретых более молодым солнцем; он безропотно сносил унижения и оскорбления. И ночь за ночью он наблюдал, как некроманты напиваются допьяна, пока не уснут, раскрасневшиеся и осоловевшие, посреди не принадлежащей им роскоши.
Живые мертвецы почти не разговаривали друг с другом; отцы и сыновья, матери и дочери, бывшие влюбленные проходили друг мимо друга, будто не узнавая, без слова жалобы на свой жестокий жребий. Но наконец однажды ночью, когда тираны забылись пьяным сном и язычки пламени в колдовских светильниках заколыхались, Иллейро пришел за советом к старшему прародителю, Гестаийону, которого легенды прославляли как великого волшебника и хранителя потаенного знания древности.