«Чего же они от меня хотели?» – спрашивал себя Саркис. Навстречу какой судьбе он отправился бы, если бы согласился на их предложение?
Встреча на Спэниш-маунтин распалила тягу живописца к фантастическому, и не раз он пытался, расправившись с ежедневной рутиной, по памяти изобразить пришельцев. Это, впрочем, оказалось на удивление сложной задачей: Саркис силился воплотить на холсте образы, не похожие решительно ни на что, и даже сами цвета и пропорции смущали его. Как будто на горе он наблюдал неземную палитру, черты, бросающие вызов евклидовой геометрии.
И вот однажды вечером Саркис стоял в мастерской, сердито и разочарованно уставившись на мольберт. Собственная картина казалась ему скоплением нелепых клякс, смешением цветов, которые никоим образом не передавали истинную суть инопланетных моделей.
Он не услышал никакого звука, не ощутил сигнала – ничего, что привлекло бы его внимание. Но вдруг, обернувшись, обнаружил позади себя существ, которых повстречал на Спэниш-маунтин. Медленно колыхались они в свете лампы между захламленным столиком и несколько обшарпанным диваном, и конечности-ленты скользили по старому цветастому ковру, выцветшему и заляпанному свежей краской.
Саркис так и застыл с кистью в руке, таращась на гостей; как и тогда, в горах, его охватил гипнотический, выходящий за пределы страха или удивления транс. Вновь медленно, навевая дрему, трепетали перед ним хитро закрученные усики; вновь раздавалось убаюкивающее монотонное гудение, которое обратилось растянутыми словами – существа опять звали его с собой. Вновь на гладких дисках отобразились сцены, от которых футуристы кусали бы себе локти.
Не испытывая почти никаких эмоций, ни о чем толком не думая, Саркис выразил согласие, едва осознавая, что сказал это вслух.
Так же медленно ленты-щупальца прекратили колыхаться. Стихло слитное гудение, померкли волшебные картины. А потом, точно как тогда, на горе, в воздухе замерцали медью загадочные механизмы. Между полом и потолком протянулись косые прутья, повисли вогнутые ячейки – они опустились на пришельцев и на самого Саркиса. Сквозь сияющие линии кое-как угадывался знакомый интерьер мастерской.
А через мгновение все исчезло, комната растаяла, словно пелена тени под лучами солнца. Саркис не чувствовал, что куда-то перемещается или двигается, но внезапно над головой разверзлось чуждое небо, изливающее вниз потоки багряного света. Багрянец затопил его, залил глаза яростно кипящей кровью, омыл тлеющим потоком.
Постепенно Саркис стал различать очертания. Вокруг по-прежнему светились прутья и ячейки, рядом по-прежнему парили странные спутники. Но они как-то непостижимо изменились и плавали теперь в кармазинном воздухе, словно чудовищные рыбы в дьявольском море. Инстинктивно Саркис отпрянул: эти ужасающие образины пугали его.
Он понял, что стоит на прихотливо изукрашенном мозаичном полу, который по кругу загибается вверх, как гигантское блюдце, и переходит в плавно изогнутые стены, лишенные окон и крыши. У загадочного механизма крыши тоже не было, и с ним что-то происходило. Очень медленно, подобно затухающим огненным языкам, прутья и ячейки погрузились в маленькие круговые отверстия в полу.
Башню венчали багряные небеса, через круглую дыру вверху изливавшие густой тяжелый свет. Материал стен – то ли камень, то ли металл, то ли вообще неизвестное на Земле вещество – блистал жидким рубином и текучей киноварью.
Саркис осознал, что воздух, которым он дышит, хоть и содержит достаточно кислорода, но до неприятности насыщен и как будто забивает легкие. А попытавшись шевельнуться, землянин почувствовал неимоверную тяжесть, словно оказался на гигантской планете с совершенно другой силой притяжения.
Саркис не имел ни малейшего представления, куда он угодил и как сюда попал. Как художник, он лелеял свою тягу к сверхъестественному, неземному, но подобная болезненная и всецелая отчужденность от всего знакомого ему и не снилась. Более того, он не предвидел, каким потрясением окажется для человеческой нервной системы путешествие в иные миры. Вскоре к физическому дискомфорту добавились визуальные мучения: страшный свет тревожил, жестоко растравлял чувства и в то же время давил, душил.
В башню без крыши начали прибывать многочисленные существа, похожие на его спутников: они неторопливо спускались прямо сверху или вплывали в низенькие дверцы. Вокруг собралась целая толпа, и вот уже Саркиса повлекли к выходу, осторожно дергая за руки и за ноги усиками и конечностями-лентами. От этих прикосновений в нем пробудился необъяснимый ужас, он ощутил себя насмерть перепуганным ребенком, что страшится ночных теней. Беспрестанное гудение наводило на мысль о рое гнусных вредоносных насекомых.