Кайлеан отправился по своим загадочным делам, а я, выждав некоторое время, подошла к балкону и открыла дверь. Оживлённая Дрю скользнула откуда-то сверху и затараторила:
— Вот это ночка была! Они такие идут себе спокойненько, а я сверху такая — в-ж-ж-ж-ж! А они такие — «А-а-а-а!» А я — «Муа-ха-ха, трепещите, грешники!» а они — «Па-ма-ги-тя-а! Па-а-а-ли-и-цыя!»
Тщательно закрыв балконную дверь, я повернулась и увидела, что светлячки, запертые в люстре-клетке, выстроились в виде пульсирующей стрелки, и острие этой стрелки недвусмысленно указывало на засов.
— Кругом одни кровопийцы… — пробормотала я, сгребла со стола журналы и решительно повернулась к люстре-клетке спиной.
Я молча вызвала лифт. Мы поднялись на последний этаж, там я прошла к креслу у окна, уселась и раскрыла журнал, демонстративно углубившись в его содержание.
Дрю ещё какое-то время щебетала в стиле «а я такая, а они такие…», потом прервалась и недоумённо произнесла:
— Так, я не поняла, я кому рассказываю?
Я продолжала сосредоточенно читать колонку редактора. Жернова редакторской мельницы вращала мысль не новая, зато справедливая: надежды, мечты, ожидания и предвкушения, не смотря на свою безусловную эфемерность, составляют важную часть нашей жизни и зачастую оказываются более яркими, нежели непосредственно событие, к которому относятся. Поэтому их надо ценить не меньше. Порассуждав ещё в таком духе, в конце своего послания редакторша плавно вырулила к другой верной мысли — принцев, девушки, катастрофически мало. Причём, не только в Эрмитании, но и вообще. Такова суровая жизнь. На всех не хватит. Поэтому надо понимать, что надежды и мечты могут остаться несбывшимися, но они всё равно будут прекрасны, и вообще на балу следует повеселиться на полную катушку… В принципе, я с редакторшей была согласна…
— Вы что, сердитесь, что ли? — неуверенно сказала Дрю.
— Нет, радуюсь, — холодно сказала я, продолжая читать. В позапрошлом году на понимающих людей произвёл глубокое впечатление наряд леди Мармарис цвета «мардоре»…
— Чему?
— А вот этому! — Тут я не выдержала, откинула журнал, вскочила с кресла и, вихляя бёдрами, проскакала перед Дрю, попутно изображая ослиные уши над головой.
— Что это? — оторопело спросила Дрю.
— Не что, а кто. Это ты за окном, — просветила её я.
— Да ладно вам… Я была не такая.
— Конечно, не такая, ты была ещё хуже. Я чуть не поседела из-за твоего представления! Знаешь, Дрю, как это называется? Подстава, вот как!
— Подстава? — ахнула Дрю. — Да как вы можете так говорить? Он же ничего не заметил!
— А если бы заметил?
— Да не заметил бы! Я ужас какая ловкая!
— Вот именно, что ужас, — горячо начала я, но тут в шкафу кто-то кашлянул. Низким таким кашлем, ничуть не напоминающим писк.
Дрю вытаращила глаза.
— У нас что, в шкафу мужчина? — спросила она тоном мужа, вернувшегося из командировки.
В замешательстве я посмотрела на шкаф.
— Э-э-э… нет… Там малыш Ем… должен быть.
— «Малыш Ем»? Это моль?
— Нет, светлячок. Маленький совсем. Светлячочек. Я его выпустила из клетки, когда ты улетела. Из той, что над столом висит. — Дрю вытаращила глаза ещё больше, я попыталась объяснить: — Потому что так получилось… Кайлеан проснулся, Ем начал пищать… громко пищать… ну, я запаниковала и выпустила его, чтобы он замолчал. Но, честное слово, он маленький и хорошенький!
В качестве иллюстрации к моим словам из шкафа тотчас вывалился некий молодец — долговязый, усатый, носатый, смуглый — не смотря на призрачность, и одетый даже по здешним меркам старомодно. Общий вид у него был какой-то такой… дартаньянистый…
Мы с Дрю ойкнули и придвинулись друг к другу.
Молодец потянулся, зевнул, клацнув зубами, весело оглядел нас с головы до ног и хриплым наждачным голосом произнёс:
— Ну что, девчонки, давайте знакомиться. Лемуэль Пэн, благородный разбойник. Можно просто Лем.
Не Ем, Лем — вот что он мне тогда пропищал.
Дрю вдруг приосанилась, вздёрнула нос, демонстративно обозрела Лемуэля Пэна в ответ и повернулась ко мне.
— Не маленький и не хорошенький, — с презрительной гримаской констатировала она и принялась поправлять свою растрёпанную короткую стрижку, делая её ещё более растрёпанной.
Ого, подумала я, что это у нас здесь — любовь с первого взгляда?
Вслух я сдержанно произнесла:
— Леди Данимира. Можно просто Данимира Андреевна. — Мои инстинкты, о которых Мортен высказался, что они здоровые, отсоветовали мне фамильярничать с разбойниками, пусть даже и с благородными.
Дрю передёрнула плечиком и вместо представления сказала, надменно глядя куда-то в пространство:
— Это мой шкаф. Я его первая заняла. И вообще, там вещи дорогие. Нам там моль ни к чему.
— Тебя, Данимира Андреевна, мы хорошо знаем, — сказал Лем, не сводя взгляда с Дрю, — ты всем ребятам сразу понравилась. Хотя некоторые критиковали твоё декольте.
— Какое декольте? — Я лихорадочно вспоминала, в чём выходила к трапезам. — Не было у меня никакого декольте, я всегда прилично одеваюсь!
— Вот именно. А могла бы порадовать бедных отшельников. Но всё равно, мы даже жалели, что такая классная девчонка эдакому супостату досталась. А вот фифу я до вчерашней ночи не видал.
Наши с Дрю реплики прозвучали почти одновременно.
— Почему это «супостату»?
— Почему это «фифу»?
Лемуэль Пэн снова потянулся.
— Ух, как славно выпрямиться в полный рост! Спокойно, красавицы, отвечаю по порядку. — Начать он решил с меня. — Смотри сама, Данимира Андреевна. Это место завсегда наше было. Как драконов увели всех, так мы здесь и обосновались. Жили-поживали себе… кхм… то есть, не жили и не поживали, но, в общем, обитали давным-давно, и неплохо, скажу тебе, обитали. А принц твой? Заявился, сопляк сопляком, молоко на губах не обсохло, и начал свои порядки наводить. Да не будь я привидением, я бы ему ремнём по заднице надавал… тогда, конечно. Сейчас-то он заматерел, с ремнём к нему уже не подступишься. Короче, принц твой невинных людей в клетку засадил…
— Невинных благородных разбойников, — уточнила я.
— Абсолютно невинных! Да ведь не просто засадил, а ещё и скрутил, уменьшив раз в сто, — супостат он после этого или нет?.. А каково нормальному мужику пищать мышью малою? Самому себя слышать противно, это ж дополнительное издевательство! Мы первое время даже общаться не могли. Один рот откроет, остальные вповалку от смеха лежат. Потом ничего, попривыкли, но самые гордые из нас до сих пор жестами объясняются. Но главное — за что? Ну, баловались ребята маленько, налетали на окрестных селян, так на то они и селяне, чтоб пугать их. Были б умные — не орали как оглашенные. Мы же привидения… можем только по сердцу холодом ледяным могильным пройтись да волос коснуться, инеем их раньше времени покрыть…
— Хулиганьё! — Дрю снова дёрнула плечиком.
— Хм-м-м… — сказала я. — Я, пожалуй, даже знаю, как оно было. Они — селяне — такие идут себе спокойненько, а вы сверху такие — в-ж-ж-ж-ж! А они такие — «А-а-а-а!» А вы — «Муа-ха-ха, трепещите, грешники!» а они — «Па-ма-ги-тя-а! Па-а-а-ли-и-цыя!». Похоже?
Лемуэль Пэн одобрительно кивнул.
— Ну, ты, Данимира Андреевна, прям как сама всё видела. Только полицию они не звали. Мы в город не совались, по деревням летали, какая там в деревне полиция. Но они вот что удумали: королю Георгиану — тот ещё аспид, кстати, — коллективную жалобу накатали, от всех деревень. Вот он и прислал мальчишку своего. А тот, даром что сопляк, воспользовался тем, что мы померли и он власть некромантскую над нами имеет. Дорвался, понимаешь. Всех до единого переловил и в бараний рог скрутил. И за что, спрашивается, за пустяки какие-то!..
— Действительно, преждевременно поседевшие селяне с сердечным приступом — пустяки какие. А ты как думаешь, Дрю? — ласково спросила я.
— А что вы на меня смотрите? — оскорблено вскричала Дрю. — Я ничьего сердца не трогала! Я аккуратненько!
— Аккуратненько? А чего ж тогда люди кричали «А-а-а»? У вас тут магов больше, чем обычных людей, все должны быть привычные ко всяким… — я хотела сказать «паранормальным явлениям», но подумала, что по отношению к Дрю это будет некорректным, — ко всяким чудесам.