— Отметили они… — проворчал дядька и уже с интересом спросил: — А Серёгу куда дел?
Кайлеан покачнулся и загадочно приложил палец к губам.
— Серёга? Серёга где надо. Познакомился… с одной… — Он начертил в воздухе нечто гитарообразное. — Но это не моя тайна. До Перми не дойдёт. Пермь должна спать спокойно.
— Вот, видите? А Коля ни с кем знакомиться не стал! Он хороший! Мне очень-очень надо его до дома довезти! А я выскочила, чтоб его забрать… и без кошелька… испугалась очень… только жетончики в кармане… и у Коли денег на такси уже нет. А нам домой надо! Пожа-а-алуйста!
Полицейский ещё раз смерил взглядом Кайлеана и вздохнул:
— Ладно, проходите… дочка у меня такая же… дурёха…
— Спасибо! Спасибо! — я расцвела и поскорей увлекла за собой Кайлеана, пока страж порядка не передумал.
На эскалаторе Кайлеан обмяк было и навалился на поручень, но внизу он уже выпрямился. Выйдя на перрон, он остановился посередине, расправил плечи и глубоко задышал.
— Хорошо-о-о… — с мучительным удовлетворением наконец выдохнул он он.
— Давай спустимся на вторую платформу, — обрадовалась я и потянула Кайлеана к следующему эскалатору. — Там ещё глубже!
Внизу я усадила его на скамью под ярким мозаичным панно, воспевающим радости спорта.
Кайлеан глядел перед собой отрешённо… я сидела рядышком и помалкивала.
С шумом приходили и уходили поезда, платформа то наполнялась народом, то становилась безлюдной…
Через какое-то время я отметила, что его лицо наконец приобретает здоровый оттенок.
— Тебе лучше?
Он скривился и неопределённо пошевелил пальцами.
— Удовлетворительно. Пока сойдёт… Это собиратели милостыни? — вдруг заинтересовался Кайлеан, указав на двоих, вышедших из вагона прибывшего поезда.
Я пригляделась.
Мальчишки в мешковатых штанах, с причёсками из заплетенных косичек — может быть, моложе меня, увешанные бусами, фенечками и прочими атрибутами богемной жизни. Они остановились у колонны неподалёку и бренчали мелочью, выгребая её из кепки. Поскольку у одного в руках была гитара, а у другого — сдвоенные экзотические барабанчики-бонги, я предположила:
— Да, наверное. Но эти не нищие… Так просто, по вагонам ходят, играют что-нибудь… на пиво набирают… лето…
— А что у вас говорят, когда… на пиво набирают?
Я пожала плечами:
— Ничего не говорят. Музыку играют… «спасибо» иногда говорят. А те, кто без музыки, как-то так изъясняются: «Люди добрые, сами мы не местные, памажите, кто сколько может» и повторяют — «кто сколько может, кто сколько может» и это дикое «памажите»… Но «сами не местные» — это мафия. Мафия нищих. Все знают, но иногда подают — попрошаек жалко. Грустная, в общем-то, тема… — Я спохватилась: — А что? Ты же не хочешь…
— «Кто сколько может?» Хм-м-м… Великолепно! — Кайлеан хищно осклабился, порадовавшись неизвестно чему. — Идём!
Он повлёк меня к музыкантам; те опасливо покосились на приближавшегося Кайлеана, засуетились и подхватили рюкзачки, явно намереваясь смыться.
— Стоять. — Кайлеан оказался у них на пути и, подняв руку, пощёлкал пальцами. — Имена!
— Юраш… — как-то вдруг обмякнув и перестав беспокоиться, сказал гитарист.
— Ярик, — безучастно представился барабанщик.
Глаза обоих были пугающе пусты, они не отрывали взглядов от лица Кайлеана.
— За мной.
Кайлеан потянул меня к поезду, прибывавшему на станцию, Юраш и Ярик двинулись за ним как приклеенные. Я упиралась и бормотала.
— Ты их зачаровал? Это невинные люди, они тут не при чём! А это им не повредит? С ними же потом всё будет в порядке?
— Смотря как себя поведут, — холодно сказал Кайлеан. — Домой хочешь? — (Я насупилась, но кивнула.) — Тогда принимай всё, как есть.
— Мне никто не подаст, я не умею побираться… У меня не получится!
Он глянул высокомерно, в зрачках я уловила отблески огня.
— Естественно, не умеешь. Это буду делать я.
В полном смятении я позволила увлечь себя в вагон.
Двери закрылись, поезд тронулся в сторону «Адмиралтейской».
Как только мы оказались в туннеле, Кайлеан сотворил пас и лампы в вагоне погасли. Через секунду освещение появилось вновь, но теперь свет стал багрово-тусклым и весьма зловещим… Вагон будто застыл в безвременьи, и пассажиры застыли, повернув головы в сторону нашей компании. Я поёжилась. Как-то чересчур преданно все уставились на Его Высочество. Чем-то ситуация ужасно напоминала сцену допроса в королевской библиотеке.
Внешность Кайлеана как обычно при использовании им магии обрела оттенок монументальности — он будто увеличился в размерах, на голове обнаружилась широкополая шляпа с высокой тульей, волосы удлинились и заструились по плечам, за спиной затрепетал чёрный плащ — неосязаемый сгусток тьмы.
Кайлеан приказал музыкантам:
— Играйте.
Тотчас мерно, в гипнотическом ритме застучали барабанчики, Юраш тихо перебирал струны своей гитары и под его пальцами зарождалась странная нездешняя музыка — колокольчики на ветру, арфа Эола…
— Люди добрые! Сами мы не местные! — голосом Дарта Вейдера провозгласил Кайлеан. — Памажите наличными, кто сколько может! Кто сколько может! Наличными! Кто сколько может!
Он снял шляпу и сунул её мне.
— Собирай.
Я, слегка ошалевшая от «памажите» из уст принца Эрмитании, автоматически кивнула.
Кайлеан медленно двинулся по вагону, я за ним, наш маленький оркестрик позади.
В красном полумраке пассажиры слегка заторможено, но послушно шарили по сумкам и карманам, доставая купюры. Подавали практически все, шляпа наполнялась. Несколько человек с виноватым видом кинули одну мелочь, а один мужчина — хорошо одетый, с интересным породистым лицом, — вдруг прижал портфель к животу и фальцетом выкрикнул:
— Никому ничего не дам! Понаехали тут! У меня деточки, две родные кровиночки, — и то ни копейки алиментов от меня не получают!
— Кто. Сколько. Может, — с нажимом повторил понаехавший принц, нависнув над жадиной.
— Мерзавцы… какие же вы мерзавцы… ненавижу… ненавижу-у-у… — подвывал мужчина под стук барабанов. Слёзы текли по его благородной физиономии, когда он опустошал свой увесистый бумажник.
Руки были заняты шляпой, я локтём тронула Кайлеана, привлекая внимание.
— Может, не надо, ну его, скареда? Ты только посмотри, как его крючит… пусть лучше детям своим деньги отдаст.
— «Кто сколько может» — это сейчас не просто слова. Формула достаточно ёмкая, я легко вплёл в неё нужное заклинание. Все отдадут только то, что действительно могут пожертвовать, необходимого не лишатся, не волнуйся. А этот, кстати, всё равно добровольно никому ничего не отдаст. Если нажать посильнее — может и скончаться… от избытка чувств.
— Тогда оставь, — скривилась я, — пусть живёт, если может так жить.
Мы двинулись дальше.
— Кто сколько может! — продолжал заклинать публику Кайлеан под барабанный ритм.
Я по-прежнему ощущала неловкость. Народные деньги в шляпе были не последними, но всё равно чужими… Я заставила себя помнить о том, что мама и папа нуждаются в помощи, и запретила себе думать о моральной стороне нашего мероприятия по отъёму денег у населения. Надо было добраться до дома. Однако при виде пассажирки, совершающей странные телодвижения, я заново почувствовала себя не в своей тарелке. Пожилая женщина с гладко зачёсанными седыми волосами то вынимала из кошелька одинокую купюру, то вытряхивала мелочь на ладонь и пересчитывала её, то ссыпала обратно, то пыталась снять с себя застиранную вязаную кофточку, то озабоченно копалась в сумке, извлекая какие-то мелочи — потрёпанную записную книжку, рекламные буклеты, карандаш, ручку…
Я опять потыкала локтём Кайлеана.
— Что с ней? — встревожено кивнула я на суетящуюся пассажирку.
— Не может подать. Вообще ничего. Но очень хочет помочь. Характер такой.
Я вдруг вспомнила, как уверяла речное божество, что не граблю старушек, и мне стало так стыдно, как не было никогда в жизни. Я выхватила из шляпы несколько бумажек и вложила их в сумку бедняги.