… Он оживлённо говорил что-то про особенности сбора цветов, и про то, что в детстве с нетерпением ждал сезона цветения окки… я бы с удовольствием послушала про детство Их Высочества, но звуки скользили где-то на периферии сознания. Из сказанного я вычленила некое тревожное ощущение: он полагает, что через несколько лет — когда зацветёт эта колючка — я по-прежнему буду в Эрмитании.
Я отодвинула блюдо, подловила окончание тирады про горные склоны в цвету и вставила:
— А когда вы собираетесь отправить меня домой?
Он осёкся и замолчал. Оживление на лице стремительно таяло, уступая место привычной замкнутости.
Наконец, Кайлеан сухо произнёс:
— Необходимые шаги предприняты. Теперь надо ждать.
— Сколько?
— Не могу точно сказать. Это не совсем от меня зависит.
— А от чего это зависит?
— От деятельности… некоторых людей. Прежде всего необходимо выяснить суть вашего дела. Придётся потерпеть.
Опять он включил командирский тон. Я набычилась.
— Суть моего дела может выясняться годами. Я что, должна сидеть в вашей Башне до старости? Приживалкой? — Я пожалела сразу же, в тот момент, когда открыла рот, но следующая фраза вырвалась сама по себе: — Может, мне ещё шлейф за вашей невестой нести?
Кайлеан уставился на меня с поднятыми бровями и тоже повысил голос:
— Что за чушь? Какой ещё шлейф? За какой невестой?
— За такой! С приданым!
Некоторое время мы сверлили друг друга взглядами.
Внезапно успокоившись, Кайлеан усмехнулся:
— Не шипите на меня, Данимира Андреевна.
Я пробормотала, тоже остывая:
— Это моя реплика, Кайлеан Георгиевич. Шипите обычно вы. Но я в самом деле хочу знать, когда попаду домой. Этот вопрос меня действительно беспокоит.
Он вздохнул, взял стул, поставил его рядом, сел — наклонившись ко мне, оказавшись очень близко, и взял мою руку в свои ладони. Это был весьма ловкий тактический ход с его стороны: моё сердце застучало чаще, а мысли смешались.
Кайлеан заговорил совсем другим тоном — спокойно, убедительно, с ноткой интимной дружелюбности — словом, так, как предписывается разговаривать с заупрямившимися психами:
— Неужели вы всерьёз полагаете, что странная история, произошедшая с вами, закончилась навсегда? Думаете, вернётесь домой и заживёте спокойной жизнью?
Я передёрнула плечом. Да, именно так я и думала. Или хотела думать.
Кайлеан тем временем продолжал:
— Сейчас вам удалось затеряться в неизвестности, но охота ещё не закончена. Вдали от родного мира, да ещё и под моей защитой, вам ничто не угрожает. Но едва вы перешагнёте границу Империи — риск удесятерится.
— Никто же точно не знает. Это только предположение. Лично я считаю, про меня уже давно забыли. Они же думают, что я кошка. Сидит себе кошка на помойке, ну и пусть сидит.
— Считайте это голосом интуиции. А она у меня неплохо развита. Для того, чтобы предположения переросли в уверенность, нужно больше информации. Этим я уже занялся. Прежде чем отправить вас домой, хочу точно знать, что происходит. — Он сжал мою руку сильнее и, заглядывая в глаза, сказал: — Данимира Андреевна, прошу вас, дайте мне время…
— Сколько? — покусав губы, спросила я. — Сколько вам нужно времени?
— Не мне — нам. Нам нужно полгода, — быстро сказал Кайлеан.
Кому это — нам? Мне, ему и его невесте со шлейфом?
— Полгода в Эрмитании?! — Я отняла свою руку у Кайлеана. — Вы с ума сошли, Ваше Высочество. Месяц. Через месяц вы переправляете меня обратно, и как только я доберусь до Оленегорска, можете считать, что я в безопасности.
— Не факт. А месяц — это вообще не срок. Пять — как минимум.
— Пять месяцев? Смеётесь? Два от силы.
— Четыре. Пожалуйста… — Он вновь завладел моей рукой и принялся большими пальцами поглаживать тыльную сторону кисти… с толку это сбивало ужасно. Потому что хотелось большего.
— Вы меня ещё за ушком почешите, — сказала я, сердясь на саму себя, и снова отнимая руку. — Отвлекающие манёвры вам не помогут. — Мне очень хотелось домой, но Кайлеан так уверенно говорил про опасность, нависшую надо мной, что я поневоле прониклась его предчувствиями и дрогнула. — Моё последнее слово: три месяца и ни копейкой больше.
— Договорились.
Кайлеан произнёс это так поспешно, и во всём его облике проступило такое облегчение, что мне тут же стало понятно — он опасался худшего исхода. Надо было стоять на своём — месяц и точка. Но идти на попятный было поздно.
Уже в который раз появилось ощущение, что Кайлеан Георгиевич ведёт меня туда, куда ему надо, искусно создавая видимость, будто я сама принимаю решения.
Я нахмурилась:
— Мы пойдём когда-нибудь в ваше подземелье?
— Вы готовы?
— Давно уже.
— Тогда — идём. — Он потянул меня за руку и поднял со стула.
… Двери лифта открылись, и полоса света упала на каменные плиты, разрезав кромешную тьму. Тьма была такая густая, такая непроницаемо-чёрная, что мне, признаться, стало жутковато. Я мгновенно вообразила шеренгу скелетов, молчаливо стоящих сразу за границей света, и даже посмотрела на пол — не выступают ли костяные фаланги тех, кто подошёл слишком близко.
Но Кайлеан шагнул вперёд, щёлкнул пальцами, и пламя факелов, укреплённых на могучих колоннах, что поддерживали свод, неясно осветило длинный просторный зал с чередой дверей. И никаких скелетов.
— Тут много пустых помещений, — пояснил Кайлеан, увлекая меня вглубь. — Я пользуюсь лишь некоторыми.
Я с любопытством разглядывала двери, мимо которых мы шли: они были разными, но дверные ручки отсутствовали у всех. Вместо них в центр каждой был вмонтирован выпуклый чёрный камень, отполированный до шелковистого блеска.
— А что здесь? — спросила я, когда мы проходили мимо двери из тёмного зеленовато-коричневого стекла. В толще стекла золотыми рыбками плескались непонятные символы. Письмена угасали, на их месте тут же возникали новые.
— Офис, — коротко сказал Кайлеан. Мне показалось, что ему не хочется вдаваться в подробности, поэтому не стала расспрашивать дальше, хотя именно сейчас задалась вопросом, какого рода бизнесом занимается Его Высочество.
— А тут — лаборатория, — он указал на дверь с гладкой стальной поверхностью. Чёрный камень был встроен в центр какого-то вентиля, торчавшего посередине.
Возле следующей двери из неровных досок, соединённых между собой так грубо, что в дверном полотне образовались изрядные щели, Кайлеан задержался.
Сквозь щели пробивалось красное свечение и слышался гул.
Я тоже остановилась и прислушалась.
— Нам сюда?
Он отрицательно покачал головой, но продолжал смотреть на меня со странным выражением.
— А что там?
— Бассейн с лавой.
Подумав, я предположила:
— Для грешников, что ли?
С некоторой запинкой, будто ему смешно, но причину он озвучить не может, Кайлеан сказал:
— В некотором роде — наоборот… — Он, глядя на меня с тем же малопонятным насмешливым выражением и будто бы колеблясь, спросил: — Хотите посмотреть?
Я пожала плечами. А кто бы не хотел?
Он приложил руку к камню, дверь отворилась.
— Магическая биометрия, — сказал Кайлеан. — Никто, кроме меня, не сможет открыть. Настроено на мои пентаграммы.
Я опустила взгляд на запястье, вокруг которого была обвязана красная нить… Интересно, а что если… Некое не лишённое интереса предположение промелькнуло у меня в голове, но вернуться к нему я решила позже.
… Это действительно был бассейн с лавой — прямоугольный каменный резервуар, в котором неспокойно ворочалась и глухо охала густая раскалённая субстанция оранжево-красного цвета. На всякий случай схватившись за предплечье Кайлеана, я вытянула шею и заглянула вниз.
В лицо дохнуло жаром.
Кайлеан тоже глянул и произнёс неопределённое «Н-да-а-а…»
А потом добавил каким-то язвительным тоном:
— Смотрите-смотрите, Данимира Андреевна.
Наблюдать за огненными картинами можно было бесконечно. В каменном котле плавились перья Жар-птицы и расцветал папоротник; светлые и тёмные струи, длинные, как гривы сказочных лошадей, закручивались, сплетались и расплетались, исчезая, чтобы возникнуть вновь. Языки прозрачного пламени подобно бурунам пробегали по поверхности. То здесь, то там медленно надувались округлые пузыри и лопались вмиг, выстреливая в воздух багряными брызгами праздничного салюта…