– Нет-нет, что вы, – прошептала Пасифия, – я для подобного чересчур стара, Великая Мать.
Величественная фигура вряд ли расслышала ее слова за шумом леса, но поняла жесты, кивнула и продолжила путь. Тут бы Пасифии, утолившей жажду любопытства, тоже окунуться в собственные дела, кои явно не находились в глубинах родового озера, а терпеливо поджидали в поселке. Но она, будучи существом, которое никогда не удовлетворится первым глотком, а немедленно сделает второй, все же ступила на скользкую дорожку и, опираясь на ручку зонта, медленно-медленно, чуть ли не на цыпочках пошла к заросшему камышом берегу.
Когда кончики пальцев ног, перепачканные глиной, коснулись горячей воды, Пасифия вытянула шею и долго-долго смотрела туда, где свершалось таинство. Обнаженные тела, словно налитые светом, просвечивали сквозь толщу вод, а приповерхностный слой кишел отпрысками. Великая Мать погрузилась в озерцо по пояс и производила непонятные пассы, будто разгоняя мошкару, а один из отпрысков ткнулся в ноги Пасифии, застрял на мелководье, и ей пришлось наклониться, чтобы осторожно столкнуть его обратно.
Разглядеть лица покоящихся в озере не удалось, хотя она готова была поклясться – среди них ни единого знакомого, ибо женская половина поселения вряд ли привержена подобной архаике.
«Возвращенцы», – решила Пасифия и невольно посмотрела вверх, будто надеясь разглядеть за плотным пологом леса небо. Словно дожидаясь только ее взгляда, полог на мгновение разошелся по шву, обнажив черную с золотыми блестками подкладку, и нечто мелькнуло над верхушками деревьев, похожее на огромную медузу с округлым куполом тела и пятью толстыми отростками. Посмотрев ей вслед и решив, что дивное создание направилось как раз к поселку, Пасифия, досыта нахлебавшись небольшим приключением, двинулась прочь от озера.
2. Падающие звезды
Пасифия сидела на веранде, пила чай с вареньем из ламинарий и считала падающие звезды.
Сегодня их оказалось особенно много. Она сбилась на четвертой четверке, вновь принялась считать и опять сбилась. Огненные линии прочерчивали сумеречное небо, сгущаясь там, где располагался один из крупнейших космопортов.
В остальном вечер ничем не отличался от подобных вечеров, когда она возвращалась, принимала душ, натягивала домашнее одеяние и садилась в седалище-качалку у столика. Там, благодаря заботам домашнего кибера, уже пыхтел самовар, а над блюдцем с вареньем с тяжелым гудением барражировала пчела.
Светило делало вид, что клонится к закату, обитатели поселка делали вид, будто ему верили, поэтому утопающие в зелени домики погружались в предночную дрему, когда ложиться спать вроде еще рано, а продолжать вести активную жизнь вроде и поздно.
Пасифия зачерпывала ложечкой варенье, делала мелкие глоточки питья, кивала редким прохожим. Возможно, необычный вид вкушающей вечерний покой Пасифии и стал причиной того, что один из проходящих на приветственный кивок столь же приветственно кивнул, но не пошел и дальше по своим делам, а остановился и принялся разглядывать ее с откровенным удовольствием. Во рту он держал самый обычный леденец на палочке – круглый, полосатый, их обожают отпрыски, и, судя по тому, с каким удовольствием причмокивал, то и он не чурался этого лакомства. Прохожий извлек леденец изо рта, с преувеличенным вниманием осмотрел его слоистую округлость и лишь затем произнес, как бы между прочим:
– Прекрасно выглядите, Пасифия.
Пасифия только теперь признала Корнелия, жившего на другой стороне. Поначалу он показался ей совершенным незнакомцем. Удивиться она не успела, память услужливо вынесла на поверхность – Корнелий появлялся наездами, но, кажется, здесь Пасифия колебалась, их так и не представили друг другу. Скорее всего нет. Разве что обменивались кивками при случайных встречах.
– И вам здравствуйте, Корнелий. – Пасифия зачерпнула ложечкой варенье и отогнала пчелу. – Хотите пить?
Вопрос вежливости, не более. На такой обычно принято отговариваться морем домашних дел, требующих неотложного внимания. Но Корнелий, к удивлению Пасифии, не отказался, и вот он опускается в плетеное седалище, в нем устраивается, закидывает ногу на ногу и, в свою очередь, вопросительно смотрит на Пасифию, слегка улыбаясь. Только теперь она сообразила – что не так на ее гостеприимном столе. Пришлось подняться и сходить на кухню за чашкой, блюдцем и ложечкой для гостя. Коробку, которую держал под мышкой Корнелий, пристроил на краю стола, так, чтобы не мешала угощаться.