В помещении Шон начал задыхаться. Он ошалело посмотрел по сторонам, пытаясь понять, во что превратилась его комната. Она была совершенно чужой. Но бутылка водки и пачка сигарет, надежно спрятанные под поддоном кровати, были неоспоримым доказательством того, что изменилась не комната, а сам Беннет.
Его неуверенные движения разрывали вязкую темноту. Парень не мог разобраться, что чувствует на самом деле. Шон растерянно сел на кровать друга, погладил простыню, на которой тот недавно спал. Беннет лег на подушку и посмотрел в потолок. Отчаянно хотелось ударить кого-то. Бить, пока не собьются костяшки пальцев, пока руки не будут в чьей-то крови.
Студент угрюмо качнул головой и открыл бутылку. Запах был резкий, но этого-то и хотелось. Нырнуть в омут с головой и заполнить пустоту в душе алкоголем. Шон пил как никогда. Он не чувствовал мерзкого вкуса или запаха. Четверть бутылки будто испарилась, а лучше не становилось. Но стоило парню попытаться подняться, как он ощутил на себе в полной мере весь эффект от выпитого. Студент пошатнулся и врезался плечом в стенку. Нога, не подчинявшаяся командам мозга, проехала в сторону и сбила мусорное ведро. На пол высыпались смятые рисунки, несколько салфеток и жестяная банка от колы.
Беннет тяжело вздохнул и расправил первый попавшийся набросок. Там оказался школьный задний двор с проволочным забором, через который проглядывался лес. Следующий рисунок запечатлел Рейчел. Легкие линии очерчивали тонкое лицо, а особое внимание Джеймс уделил глазам. Шон почему-то горько улыбнулся и отложил этот листок. Потом он нашел свой портрет. Беннету всегда нравилось, как друг рисовал его волосы: легкими, невесомыми движениями подчеркивал недлинные кудри. Студент на секунду прикрыл глаза, вытер щеки тыльной стороной руки и положил листок к изображению Рейчел. Холланд рисовал все: портреты интересных ему людей, пейзажи, натюрморты или даже поломанные карандаши. В сломанных вещах он находил некое очарование, потому что они были особенными. Но Шону почему-то показалось, что Джеймсу отнюдь не понравился бы сломанный Беннет.
Последний рисунок. Там оказались пальцы, сжимающие сигарету. Шон хмыкнул, видя, как Джеймс отчаянно пытался исправить анатомию руки, но сдался. В этом был весь он: старательно выводил свои рисунки, пока волна гнева не накрывала его.
Гнева…
Это слово почему-то пульсировало в спутанном и затуманенном сознании. Пораженный своей догадкой, Беннет выпрямился, а мир тут же опасно накренился вбок. Стараясь сохранить равновесие, он добрался до кровати. Упав, парень выудил телефон и начал быстро набирать сообщение. Буквы расплывались перед глазами и превращались в несуразные кляксы, стекавшие по экрану.
Шон не заметил, как отключился. Пожалуй, он был рад такому раскладу событий.
Но все хорошее заканчивается, потому что во снах Беннет тонул. Захлебывался в крови, а тело было парализовано. Он не мог закричать, не мог дышать или закрыть глаза. Шон так отчаянно хотел погрузиться во тьму, раствориться в ней и не открывать опухшие веки, пока боль не пройдет.
Но холодное серое утро – первое утро без лучшего друга – неизбежно наступило. Беннет проснулся не по будильнику и не из-за того, что Джеймс спросонья опять упал, надевая штаны. И, к его сожалению, прошедший день не был сном. Вопреки всему он надеялся, что этот кошмар закончится с первыми слабыми лучами солнца.
Шон смотрел на белоснежный потолок, а глаза нещадно жгло. Парень сжал челюсти и подавил судорожный всхлип. Из его покрасневших глаз вновь текли слезы. Вставать не было никакого желания, поэтому студент свернулся в клубок и натянул одеяло на свое содрогающееся от рыданий тело. Он просто хотел закрыться ото всех, изолироваться. Разобраться, как жить дальше.
Декан была в ярости. Родители учеников уже который день грозились судом, некоторые нанимали адвокатов и писали исковые заявления на полицию, университет, ФБР. Федеральное Бюро отмалчивалось насчет сроков локдауна. Преподаватели требовали увольнения. Система, кропотливо создаваемая на протяжении десятилетий, рухнула за считаные дни. Стадион агенты закрыли на дезинфекцию, сам университет перевернули вверх дном, пытаясь найти следы лаборатории. Директриса подозревала, что они втайне надеются, что у отравителя попросту закончится цианид, но ведь тогда расследование застопорится. Ситуация казалась безвыходной. Цугцванг. Все, чего хотелось женщине, – избежать новых жертв. И ее невероятно расстраивало то обстоятельство, что погибали исключительно ученики В-групп. С их родителями меньше всего хотелось иметь дело. От горя они сходили с ума и использовали власть и деньги, чтобы наказать администрацию. Вот только детей им это не вернет. Все это понимали.