— Это какая же я несбывшаяся! — ворвался в собрание голос Афины.
— Так его! — расхохотался Зевс. — Ты, хитрец, сам себя перехитрил… Нет, — рассудил всецарь, перестав смеяться, — надо искать ответ в другом месте.
И на стене напротив него зажегся прямоугольник движущейся картинки. Сначала на ней заплескались легкие морские волны. Потом появилось покачивающееся на них судно. И Геракл — на его корме. Но быстро все изменилось: на небольшом пространстве моря возникли двенадцать кораблей.
— Геракл с Тезеем отправились к амазонкам, — пояснил молчавший все это время Гермес. — О них, отче, я тоже доложить собирался.
— Тоже мне событие, — проворчал Зевс.
Шум волн на движущейся картинке смешивался с голосами людей. Картинка спорхнула вниз и остановилась над палубой корабля Тезея. Здесь молодые мужчины, перебивая друг друга, то говорили, то будто пели..
— Поэты, — усмехнулся всецарь, — послушаем, что они напоют.
И действительно, на тезеевом корабле и сам афинский царь, и Мусей, и Пилий, и другие, чтобы скоротать время, устроили нечто вроде поэтического состязания. Поскольку каждый из них со своей напевной строкой стремился не отстать от соперников, они уже и не прибегали к помощи струн. Ненужные сейчас кифары и барбитоны лежали рядом на мягком широком ковре, расстеленном на палубе.
Это пропел Мусей, хотя богам было все равно, кто поет, они вслушивались только в ритмические фразы.
Это был, кажется, Пилий.
— Ну, ну, — одобрительно прогудел Зевс, — вроде по делу поют, по нашему делу…
Поэты соревновались.
— Это про груди и женские выпуклости что ли? — рассудил всецарь.
Это долетел до богов голос Тезея.
— О чем они все-таки, — насторожился Зевс.
— Они не про женские прелести, они восхваляют море, по которому плывут, — пояснил Гермес.
— Поэты… опять поют не о том, о чем надо, — рассердился всецарь.
— Про море, вокруг которого смертные расселись, как лягушки на берегах пруда, добавил Арес злорадно.
— Ослы гремучие, — вырвалось у Аполлона.
— Пьяницы, — добавил Дионис, но без всякого осуждения.
— Они — из твоих сочинителей, — мстительно вставил Арес, глядя на Аполлона.
— Нужны они мне, — пренебрежительно скривился водитель муз.
— Не нужны? — заинтересовался Дионис.
— Хватит, — махнул рукой всецарь.
И картинка тут же изменилась, быстро понеслась над волнами моря, над его простором, достигла берега, пронеслась над сушей и остановилась на поляне близ лесистого склона горы Иды, где на стволе поваленного дерева сидел мальчик лет восьми в широких штанишках и потертой тунике и надевал на голову фригийский колпак, но колпак улетел, зацепившись за не замеченную ребенком сухую ветку.
— Парис… Он знает вкус молока медведицы, — сказал Гермес.
— Вот ему и решать, кому достанется это проклятое яблоко, — объявил Зевс.
— Ка-ак?! Почему? — крайнее замешательство, оторопь, растерянность охватили все божественное собрание.
— Он же еще маленький, — пыталась поправить положение Гера.
— Вырастет, — пообещал всецарь. — И кончим на этом.
Из чертогов Зевса Аполлон, Дионис и Арес вылетали вместе, держась друг друга. Мало ли как встретят каждого в отдельности, как приветят каждого из них богини, поручения которых они взялись выполнять. Вместе как-то спокойней. Летели бессмертные дружной троицей, словно не они только что остро соперничали.
— Значит, поэты тебе, Аполлон, не нужны, — уточнил Дионис деловито.
— Можешь забрать их себе, — проворчал тот.
— Певцы все-таки, — рассудил Дионис.
— Они и безголосые бывают, — презрительно прогудел Аполлон.