Пройдя через двери, тут же за ними затворенные, Антиопа и Тезей оказались в полутьме высокого четырехугольного пространства. Что располагалось вдоль стен, не рассмотреть. Но прямо перед ними, обозначенной двумя светильниками, стоял грубый деревянный идол с бронзовой маской Великой матери. Маска сразу же притягивала внимание. И не только потому, что здесь была единственной. Маска приковывала взгляд к себе, пугала, пожалуй, даже: беспредельной строгостью. Только потом Тезей обратил внимание, что она, на ощущение грека, заметно деформирована — сильно вытянутое лицо, горло, словно кол какой-то, острый подбородок, длинный и тонкий нос с прижатыми к переносице круглыми глазами и резкими бровями, словно сдвинутыми к центру. Потом уже замечаешь уши, посаженные на разных уровнях. Одно — на уровне глаза, другое — ниже. Все как-то наперекосяк.
— Божий лик Великой матери, — объяснила Антиопа. — Здесь она улыбается.
Тезей пригляделся, и какое-то подобие улыбки, казалось, проступило сквозь беспредельную строгость лика богини.
— Какой же она еще бывает? — спросил Тезей.
— Нахмуренной, — охотно ответила Антиопа.
— О боги, — поразился Тезей. — Что же это тогда такое?
— Тогда она еще страшней… Тогда мы спешим отсюда на поля, чтобы вытоптать часть посевов и тем умилостивить богиню.
— Зачем? А если урожай будет бедный?
— Затем, что нахмуренная богиня и посылает нас в поход за добычей.
— Поверить не могу, — продолжал удивляться Тезей.
— Очнись, мой мужчина, — потянула его за руку Антиопа, — пойдем к Орифии.
Комнаты верховной жрицы располагались в пристройке к задней части храма. К ним вел узкий вход — за фигурой идола Великой матери. Миновав его, пришедший после сумрака храма попадал в помещения, можно сказать, празднично освещенные солнечным светом… Чуть поодаль пристройку отгораживал от остального мира высокий каменный забор.
Орифия нисколько не удивилась гостям. Словно ждала их.
— Оказывается, Тезей приплыл сюда, чтобы спасти меня, — объявила Антиопа.
И не понятно было — при этих словах — рассмеется она или рассердится.
— То есть? — спокойно спросила Орифия.
— Он хочет увезти меня отсюда в свой мир, — ответила Антиопа.
И тут она рассмеялась.
— А ты что скажешь? — обратилась Орифия к Тезею.
— Я полюбил ее.
— Влюбился, как в первый раз? — уточнила старая жрица.
— Как в последний, — твердо сказал Тезей. — Больше у меня ничего такого и не будет… Да, я хочу спасти ее, — продолжал он, — и, не сердись на меня, хочу вырвать из этой дикости.
— Каждому свое, — рассудила Орифия. — И потом, что лучше? Какая хорошая вода в сосуде ни была б, из родника она приятней…
— Мой мир — не подарок, далеко не подарок, — принялся объяснять Тезей, который отчего-то испытывал доверие к старой жрице. — Но здесь вы обречены. Вам тем более не удержаться, что мой мир, который окружает вас, далеко не подарок. Он вас не пощадит. А если вы совсем отделитесь от всего остального мира, вы можете превратиться в зверей. А это тоже погибель.
— И что ты ответишь на это? — повернулась Орифия к Антиопе.
— Я — женщина-воин, — гордо заявила амазонка.
— Так-то оно так, — улыбнулась старая жрица. — Но, собираясь в поход, вы, женщины-воины, кладете теперь в мешочек не только точильный брусок для меча, но и бронзовые щипчики для бровей.
— И еще у меня есть бронзовое зеркало с милой овечьей головой на конце ручки, — усмехнулась Антиопа. — Ты сама мне его подарила.
— Зачем же ты пришла ко мне все-таки, женщина-воин? — спросила наконец Орифия.
— Но ты же мне как мать, — обескураженно ответила Антиопа. — Если что, ты ведь меня никогда не выдашь.
— Смотри, сколько к нам мужчин из-за морей пожаловало, — продолжала рассуждать старая жрица. — А теперь, — ты не сердись, Тезей, — … почему бы тебе, дочка, не выбрать еще кого-нибудь для этих игр?
— Э-э, — встрепенулась Антиопа, — он мне нравится.
— Дети вы, дети, — вздохнула Орифия, помолчав. — Ты хочешь ее спасти, а я — защитить… Что реальней?.. Оставь нас, Тезей, мне с ней поговорить надо.
Однако Тезей еще повернуться не успел, как в комнате появилась вооруженная амазонка.
— Прости, великая жрица, — обратилась она к Орифии, — но там какой-то сумасшедший пытается прорваться к Тезею.
— Вот видишь, Тезей, тебе надо идти, — сказала Орифия.