Ладно. Дальше.
Второй налёт — это тщательно спланированная акция по добыче денег. Причем такой суммы, чтобы хватило на что-то такое очень нужное. Заодно пустить розыск по уголовному следу и сбору информации. Но зачем так себя подставлять? Или… это какая-то «игра» между спецслужбами? Например, вынудить КГБ обозначить предмет, над которым работают инженеры. Эта версия очень «на тоненького».
В третьем налёте масса «тёмных пятен». Вот зачем гэбисты попёрлись изображать из себя инкассаторов? Только одно объяснение — выманить бандитов на себя. Но у них не было времени основательно подготовиться к операции, и они импровизировали по обстановке. Это многое объясняет.
Ткачёв доел солянку и ковырнул вилкой котлету. Слегка насытившись, он приподнял голову, задумчиво глядя в побеленный потолок.
Какая-то загвоздка мешала ему понять — ради чего в Зареченске произошли эти события. Он привык мыслить, исходя из логики. Уж если уголовники идут на разбой, то идут за большие деньги. Вот, например, как во втором эпизоде — деньги не такие великие, чтобы рисковать по полной. Ведь инкассаторы тоже могли стрелять на поражение. Что помешало информатору слить бандитам более крупную сумму при перевозке?
Котлету и пюре из картошки есть расхотелось. Ткачёв тяжело вздохнул и отхлебнул компот.
— Мил щеловек, ты котлету не будешь?
Полковник дернулся от неожиданности и увидел рядом с собой стоящего старика. Потертый, выцветший плащ, съеденная молью шапка и густая седая борода. От старика резко пахло старостью. Таким кислым резким запахом старой кожи, потерявшей молодую свежесть гормонов.
— Отец, может быть, ещё что-то хочешь? Я возьму…
— Шпасибо. Котлеты хватит. Хлебушку бы ешо кусочек.
Ткачёв сходил на раздачу, взял три куска хлеба, положив недовольной видом старика кассирше три копейки.
— Кушай, отец. Что, пенсии маловато?
— Денежка есть, токмы готовить некому. Ты не ешь, так не пропадать же шпродукту. Экономия.
Старик многозначительно поднял скрюченный палец.
— Экономия, говоришь?
— Конечно. Што зазря шпродукт переводить.
Котлета с пюре и куски хлеба быстро исчезли.
Старик отряхнул с бороды крошки и тихо произнёс:
— Нужда есть, мил щеловек. В девять к тебе с приветом приду от Хмеля. Уж не пужайся.
И шустро встав, вышел из столовой, хромая на правую ногу.
— Еттить его мать, — громко ругнулась кассирша на раздаче. — Вот перед Олимпиадой всю шушеру из Москвы выгнали, а они разбрелись по городам.
Ткачёв невесело усмехнулся. Правды в словах кассирши не было. Зато была огромная работа шестого управления МВД СССР. В начале восьмидесятого года полковник встретился с Автондилом.
— Слушай, Макакыч, — со смехом сказал Андрей Викторович, коверкая отчество смотрящего. — Тут такое дело. Знаешь же, что в столице скоро Олимпиада.
— А нас это каким боком касается? — спросил Автондил, совершенно не обидевшись на Ткачёва.
— Пришло распоряжение весь так называемый неблагонадёжный элемент отослать из столицы за сто первый километр. Пойдут повальные облавы с привлечением чекистов и военных.
Автондил задумался. Эта новость уже бродила в слухах, но подтверждения не имела. Но Ткачёву он верил. А ещё знал, что просто так ничего не бывает. После олимпиады в Москве начнётся передел в воровских кругах.
— Что предлагаешь, Викторыч?
— Ты же авторитет, Автондил. Собери сходку, скажи своим, чтобы затихарились на время. Пусть милиция залетных почистит. И своих сохранишь, и ещё больше авторитета поимеешь.
В словах Ткачёва было разумное решение. Но как воров вразумить? Столичный вор — это особая каста, к нему на дохлой козе не подъедешь.
— Допустим, я собрал сходку. Что я им скажу?
Полковник мечтательно прикрыл глаза.
— Потряси общаком, Автондил. Раздай ворам на нужды. А кто ослушается, того… сам знаешь, что сказать.
— У меня не Госбанк, — надулся смотрящий. — Да и не решаю я такие вопросы в одиночку.