— Но почему её убили?
Шмелёв энергично пожал плечами, будто в нервном тике.
— Не знаю. Я пока дома сидел, не думал об этом. Кто-то по телефону звонил, а я не брал трубку. Кто-то в дверь тихо стучал, но я не открывал. Даже кто-то открыть собирался. Но я же не дурак! Сразу ходить громко начинал, кашлять.
— А позвонить мне не мог?
— А куда? Ты телефон оставлял?!
— Поплутину мог позвонить…
Подполковник опустил голову, будто понимая, что совершил ошибку.
— Мы же с тобой разговаривали после убийства, — вспомнил Ткачёв. — Почему тогда ты мне всё не рассказал?
— А зачем? — Шмелёв посмотрел в глаза полковнику. — Чтобы это изменило? Меня все равно расстреляют.
— Не факт…
— Да? Это на фоне противостояния милиции и чекистов? — усмехнулся Шмелёв. — Ладно, чего мы в ступе воду толчем? Зови следователя и чекиста. Я виноват — я и отвечу…
Полковник осознал, что Василий Ефремович упёрся в свою виновность, как в спасительную соломинку и сделать ничего нельзя. И не расскажет он ничего больше, хотя знал намного больше, чем рассказал. Что подполковника в этой жизни больше ничего не интересовало, даже цена собственной жизни. Ткачёв встал и прошёл к двери, открыл.
— Гриш…
Послышался щелчок взводимого курка. Ткачёв быстро взглянул на Шмелёва и увидел, как тот подносит к виску пистолет. «И как мы его не нашли при обыске?!» — подумал полковник, мысленно ощущая как спусковой механизм освобождает боёк…
Раздался выстрел. Голова Шмелёва дернулась.
— Твою мать! — только и сказал Гриша, подбегая к двери. — Уф! Вызывайте экспертов…
Полковник с капитаном немного задержались на квартире Шмелёвых, и опаздывали в управление к назначенному сроку.
— Как без машины тяжело, — пожаловался Ткачёв Румянцеву, залезая в автобус. И тут же вспомнил, что так и не сказал Поплутину про опрос водителей автобусов Заречнска.
— Шмелёву полагалась персональная машина, — сказал капитан. — У Гладышева надо попросить, а то он, наверное, своей жене её выделил.
Полковник пропустил мимо ушей недовольную реплику Сергея Сергеевича. Он подумал о том, что его миссия в Зареченске закончилась. Бумажные чертежи блоков ракет, взятые бандитами после налёта на инкассаторов, скорее всего, сожжены, чтобы не оставлять лишних улик. Но и куратору группы они не ушли. То есть, у бандитов теперь цель одна — уничтожить ОКБ и разработчиков. Больше им в Зареченске делать нечего. Пару дней и ОКБ перетащат в Москву.
Главарь аккуратно сдаст своих исполнителей, а сам попытается скрыться. Если Главарь — не сама Шмелёва.
Ткачёва с Румянцевым ждал Поплутин, нетерпеливо расхаживая по кабинету. В уголке на стуле сидел Нодия, отдуваясь от переизбытка съеденных пирожных.
— Как же так?! — воскликнул майор, увидев полковника.
— А что случилось? — притворился Ткачёв, будто ничего не знает.
— Андрей Викторович, Шмелёв…
— Так, стоп! Георгий, закрой дверь и включи приемник громче. Присаживайтесь, товарищи.
Пока Нодия суетился, выполняя просьбу Ткачёва, опера расселись за столом.
— Значит, дела такие, — обратился к ним полковник, как только лейтенант закончил суету и тоже присел за стол. — Подполковник Шмелёв не предатель, а человек, который заблудился в поиске личного счастья. Мы все люди… Майор, докладывайте, что вы собрали по станции Зареченск-товарная.
— История с грузом довольно странная. По документам контейнер грузили на базе Минторга СССР, а оборудование было оплачено валютой. На базу Минторга контейнер пришёл из порта…
— Геленджика? — перебил майора Ткачёв.
Поплутин искренне удивился.
— Как, чёрт возьми, вы догадались?
— А получала контейнер Шмелёва?
— Так точно, — майор впал в ступор. — С разрешения первого секретаря горкома партии. Груз предназначался для кафе «Ландыш».
Полковник показал пальцем на Нодия.
— Что по кафе, лейтенант?
— Дорого, но сытно. Я объелся…
Оперативники засмеялись.
— Я не об этом, Георгий, — сквозь смех проговорил Ткачёв. — Вы видели директора кафе?
— Не знаю. Приходила какая-то женщина. Властная и строгая. Бармену что-то шептала.
— Отлично, — обрадовался полковник.
Опера вяло разделили его радость.
— А что за уныние? — спросил их Ткачёв. — Не вешать нос. Я думаю, что скоро всё закончится.