Мэтт едва сдерживался, чтобы не сорваться и не схватить Мэри, заставив взглянуть на себя. Потому и обратился к ней по имени, чтоб глаза увидеть.
– Добрый вечер, мисс Рейнольдс.
– Здравствуйте, мистер Крайтон.
И опять, не глядя.
Да что же это такое! Ты же была такая смелая, когда от меня уходила! И когда пришла ко мне тоже была смелая. Ну, же, Мэри, что с тобой? Неужели, вот этот вот улыбающийся группиз в голубом пиджачке превратил тебя в эту запуганную мышь?
– Вы знакомы?
Если бы не это радостное ожидание в голосе, он бы сдержался. Он бы правда сдержался. Смог бы.
А захотел бы?
– Мисс Рейнольдс какое-то время работала в "Тринко". – Я был её первым. Она навсегда моя, слышишь ты, утырок? Я сделал её женщиной. Её первые оргазмы – мои. – Затем, как я полагаю, сочла мою компанию недостаточно перспективной для продолжения карьеры. – Теперь они – твоя прерогатива. Но это не продлится долго, обещаю!
И вот тут это произошло. Огромные фиалковые глаза Мэри воззрились на него с предостережением, и у Мэтта реально сорвало крышу. Она его предостерегает, чтобы он что? Лишнего не сказал? А с какого хрена ему это делать? О чувствах других забоится? А об его чувствах в своё время почему не озаботилась, а, "его девушка Мэрилин"? Встряхнуть бы сейчас тебя за эти голые плечики и трясти, пока не скажешь правду.
Кое-как Мэтту удалось унять ярость во взгляде. А вот желание оттолкнуть стоящего напротив смеющегося племянничка стало просто нестерпимым.
– Скажете тоже! Если бы не переезд в Нью-Йорк, Мэри вряд ли сделала бы такую глупость.
– Насколько я знаю, с первой работы тебя уволили незадолго до смерти Вайолетт. – Вмешался в разговор Роберт. – Что за Вайолетт? – Или это была другая компания?
– Нет, это моя компания. – Я во всём разберусь. – Увольнение мисс Рейнольдс – недоразумение, которое быстро разрешилось. – Докопаюсь до сути. Выясню и верну ягодку себе. – Уезжать необходимости не было.
Мэри сжалась как от удара, и Мэтт про себя чертыхнулся. Он что, сказал это вслух?
– Простите, я ненадолго вас оставлю. – Тихо, но твёрдо.
– Опять сбегаете, мисс Рейнольдс? – Ты же понимаешь, что теперь это бесполезно, малышка?
– На этот раз вынуждено, мистер Крайтон.
А в тот раз что, по доброй воле? Сама?
Внутри Мэтта всё оборвалось.
Вот, значит, как. Значит, всё так и есть – сочла его бесперспективным. Захотела – пришла. Захотела – ушла. Лишилась девственности на его простынях, вошла во вкус, неделю потрахалась и убежала?
Догадываться, что так и было – это одно, а вот знать наверняка – совсем другое. Его использовала маленькая девчонка. Пигалица, с вызовом задравшая вверх подбородок. Она стала старше, ещё красивее – сногсшибательно красивее, – но эти фиалковые глаза больше не смотрят на него с предвкушением. Они не сияют. Они закрыты. Может, и не открывались никогда, он всё себе придумал. Придумал её – его Мэри. Ягодку. Которая со спокойной душой снова от него уходит. Снова, но на этот раз её уход он видит.
"Голубой" хрен не останавливается ни на секунду. Говорит и говорит, вовлекает в беседу Роберта. Мэтт смотрит на них, но не видит. Отвечает невпопад. Или впопад. Судя по довольной роже "голубого", последнее. Они вместе идут в банкетный зал. Хорошо, что у них разные столики – он бы не смог сидеть рядом с ней. Физически не смог бы. "Голубой" вырывает обещание увидеться после ужина, а вот Роберт долго и внимательно смотрит на него прежде, чем произнести следующую странную фразу, которая в очередной раз за вечер выбивает у него почву из-под ног:
– Теперь я понимаю, почему она раз за разом ему отказывает. Не дай ей об этом пожалеть.
Глава 12
Мэри никогда не была истеричкой. Не то что не позволяла себе, скорее, не умела и не знала, как это – истерить. Но то, что сейчас с ней происходило, иначе как истерикой не назовёшь. Хорошо, что в этом заведении туалетные кабинки были изолированными и довольно просторными – с отдельным умывальником, большим зеркалом и небольшой кушеткой. Мэри проскользнула в одну из таких кабинок, заперлась и только после этого отпустила себя.
Рыдания раздирали горло, так, что ей пришлось за него схватиться, будто оно и вправду скоро разорвётся. Невозможно было сделать вдох, не получалось просто. Она вдыхала, вдыхала и не могла протолкнуть воздух через постоянные всхлипы. Ноги подкосились, и девушка кулём свалилась на пол, обхватила себя за плечи, раскачиваясь из стороны в сторону.
Оставшаяся в груди половинка сердца почувствовала хозяина второй его части, и изо всех сил тянулась к нему в желании снова стать цельным. Она билась и стенала в груди, не понимая, что тому на неё плевать.