Около года назад Мэтт разоткровенничался с отцом, вернее, вызвал того на откровение, впервые после гибели матери задав прямой вопрос, почему тот больше не женился.
– Тебе же было едва за тридцать. Мог бы найти кого-нибудь.
После долго паузы и долгого взгляда, в котором Мэтт увидел непроизнесённые, но желанные каждым ребёнком слова о том, что отец не хотел приводить в их дом чужого человека, Джозеф ответил:
– Ещё при первом знакомстве с твоей матерью меня потянуло к ней как магнитом. Мне нравилось в ней всё. Нравилось быть рядом, заниматься какими-то общими делами. Или же следить за тем что и как она делает. Как спит, чистит зубы, водит машину. Переворачивает оладьи. Морщит нос, когда меняет тебе памперс. Чувство своего человека – оно никуда не уходит даже с его смертью. Хороши бы мы были, если бы своим человеком могли назвать каждую смазливую мордашку.
Не было никаких сомнений, что в машине, за которой он ехал, находился его человек.
Мэтт поймал тот момент, когда Мэри почувствовала его присутствие. Как в старом диснеевском мультике её спина вдруг стала очень прямой – он почти услышал это "бззззынь", с которым позвоночник вытянулся в струну, – голова дёрнулась вверх, а пальцы правой руки нервно сжали небольшую золотистую сумочку, которую до этого она свободно держала у бедра.
Привет ягодка, поздоровался он мысленно. Только не говори, что не догадывалась, что будет именно так.
Он зашёл в лифт следом за Мэри и сразу развернулся, поворачиваясь к ней спиной. Отчего-то вспомнился тот вечер в Чикаго, когда они впервые вместе ехали в лифте. Только тогда он стоял сзади. Интересно, смотрит ли она на него с таким же интересом, как и он, изучавший тогда невысокую изящную фигурку в узких джинсах и куртке. И в кедах. Розовых кедах. С этих кед всё и началось. Интересно, живы ли они?
Лифт останавливался два раза. Мужчина вышел на третьем этаже. Пожилая пара на пятом.
Кабина не двинулась бы, пока кто-либо из них не нажал на кнопку следующего этажа. Мэтт стоял ближе к панели, однако Мэри была первой, кто протянул к ней руку. Едва она оказалась на кнопке с цифрой шесть, как Мэтт накрыл её своей и без малейшего сопротивления подвёл к восьмёрке. Люкс Вентворт, который он занимал – самый роскошный номер отеля "Софитель", – располагался как раз на восьмом.
Глава 14
У неё была всего секунда, чтобы как-то прореагировать на это прикосновение. Возмущённо фыркнуть, одёрнуть руку, прочитать отповедь, наконец.
Ничего из этого Мэри не сделала. Не сделала, потому что все эти долгие годы мечтала о них – о Мэтте и его прикосновении. О том, как в следующее мгновение, переплетя пальцы, он подтянет их руки к своей груди, так, что ей придётся буквально впечататься в его спину и станет невозможным не поддаться искушению прижаться к ней щекой. Как неправильно это было по сути. Но как же правильно ощущалось.
Сколько ехал лифт – пять секунд, десять? Но за эти короткие секунды скрученные в канат нервы распрямились, варикозные узлы, стопорящие бегущую по венам кровь, рассосались, лёгкие наполнились кислородом, а голова очистилась от тревог и сомнений. Мэри расслабилась, пожалуй, впервые за много лет. Именно, много-много лет. Целые века в клубке сомнений и самообмана – вот во что она превратила свою жизнь, хотя, у неё почти получилось убедить себя в обратном. Хорошо, что это была всего лишь спина Мэтта – окажись она к нему лицом, обними он её, Мэри точно умерла бы от эмоциональной перегрузки. Люди вводят себя в транс посредством медитации, а ей даже позу определённую принимать не пришлось. Её личная расслабляющая асана – прикосновение к любимому человеку. Она приняла её, позволила себе несколько секунд эйфории, спокойствия и отдыха, и сама не заметила, как вторая рука обвилась вокруг талии Мэтта.
"Раз Миссисипи. Два Миссисипи. Три. Господи, спасибо тебе за эту маленькую передышку. Как же необходима она была – я и сама об этом не подозревала. Четыре Миссисипи. Пять. Немножко постоять, отдохнуть рядом с ним. Побыть собой. Почувствовать себя. Шесть. Семь. Спокойно, Мэри. Только не плачь. Восемь Миссисипи. Я люблю тебя и, похоже, что и дальше буду. Девять Миссисипи. Вот и сказала, и признала, и можно жить дальше. Получалось же как-то до этого, и дальше получится. Десять. Всё".