– Борттехник, – машинально ответил Ян. – Очень знающий, очень уравновешенный и хладнокровный. Пилотировать умел, понятное дело. После Афгана все почти бортачи летать умеют… насмотришься, да и научат. Почему он так уверенно готов был «американца» поднять – не знаю… ничего не скажу. Говорят, были они у нас из Пакистана, трофейные… да неважно это. Я… понимаешь, отъехали мы от той старой базы километров на десять, как я правым задним на мину наскочил. Французскую, тридцатых годов.
– И-и? – У подполковника непроизвольно отвисла челюсть, он шумно сглотнул, затянулся.
– Меня выбросило. Когда пришел в себя – уже в Ми-8 нашем, ничего не помнил, ничего не соображал. Меня в Латакию. Контузия, ребра, нога – пофиг: сорок часов меня допрашивали, уколы все время… спать не давали, да и не хотелось после уколов. Там видишь, какая штука… прапор с полковником – мешки с костями, а араб со штатским исчезли. Нас, говорят, через шесть часов нашли… да какая теперь разница. Араб, «дипломат» его и штатский этот пропали с концами, и следов их крови обнаружено не было. Как они живы остались? Не знаю… А от меня узнать хотели, нарочно ли я на мину наехал и что я в том «дипломате» увидел. Потом… потом меня месяц долбили уколами и допрашивали в Москве… жена не знала ничего. Думала, я в Сирии, просто «на режиме», поэтому связаться нельзя. Так ей говорили. Потом… думаю, ну, они, наверное, решили, что из-за последствий контузии от меня добиться пока нельзя ничего. Отпустили. Ну, из армии – гуд бай без пенсии, все такое прочее… Устроился я в одну газетку. Жизнь вроде пошла. Тесть с квартирой помог… А потом кто-то взял да и вспомнил про меня.
– Пока хватит, – вздохнул Сомов. – Хватит. Я понял. Если что, сразу тебе скажу: я тебя этим красавцам не отдам. Знаю, когда ты байки травишь, а когда по делу говоришь. Я, брат, в каторжном краю вырос и погоны серые ношу… повидал, да? У нас тут, Яныч, Урал – не Москва с Питером. У них там свой закон, а у меня свой, потому как каторга, брат, каторга. На каторге живу, с каторги и пью. Скажи мне слово – разорву… Ну, ты сам знаешь, не маленький. Так вот: здесь – не отдам. И пока на этом закончим. Остальное потом расскажешь, хотя надо ли оно мне – сам не знаю. Так спрошу: что в том чемоданчике было, догадываешься?
– Кавказ, – меланхолично отозвался Климов.
– Во, – Вадим поднял указательный палец, – готовый, считай, оперативник. Прапора мне жалко… остальных – ни секунды, веришь? Торговали, суки, а ты, раз живой, крайним у них вышел.
– Забыли, Вадя. – Ян выговорился, и ему вдруг стало весело – не хмельным мутным весельем, а каким-то правдивым, настоящим, будто голову под кран в жару. – Это забыли. Наливай!.. Тут пацанчики твои меня пугнули, скажу я тебе…
– Чего это? – Подполковник прищурился, разлил, бросил бутылку в мусорный пакет возле плиты. – Ты не стесняйся, я им так зады надеру, что мамку позабудут. Паспорт просили, урки малолетние? Личность проверяли? Я им тебя описал подробно, словесно: азы, сука, профессии. Так они что, над тобой, блин, покуражились еще?
– Да что ты, Вадя?! – Ян от изумления встал со стула. – Я тут контуженый, я! Не ты, мужчина! Парнишки твои вежливые были по самое никуда, все занесли, только вот темнили что-то, а я ж нервный теперь. Если вдруг что, говорят, так звоните сразу – нам, а не в райотдел. А то тут… А что тут, Вадя? Зачем меня, майора военно-воздушного, пугать? Или замполит не человек, с ним можно?
– Да тут, понимаешь… – Сомов замолк, яростно затягиваясь.
– Что? Уже меня искали? Здесь?
– Нет, Яныч, при чем тут ты? Если б тебя искали, я б тебя сюда не пустил, уж поверь. Не первый же я день в системе… Два человека у вас тут пропали бесследно – вот, в квартале твоем. Дело это висит на мне… Зацепок никаких. Хуже того: странно все. Того и гляди, маньяка мэр на меня повесит.
– И ты, Вадя, разобраться не можешь?
Сомов только засопел в ответ. С минуту он сидел, не глядя на Климова, а потом раздраженно махнул рукой:
– Не за что зацепиться, Яныч, совершенно не за что. Получается так, что два взрослых и почти непьющих мужика пропали из собственных домов да средь бела дня… и никаких следов насилия, ничего. Вот просто ничего! Один был водила с автобазы на железке – сидел дома с температурой, выходить никуда не собирался. Жена вечером приходит – его нет. Мобильник на кухонном столе, вещи на месте – он что, в марте месяце в одних трусах из дому рванул? С температурой под сорок? Со вторым… тоже там весело. Молодой парень, бухгалтер, в двух фирмочках работал, не пил, работяга, каких мало, и все такое. Был дома, работал за компьютером, чашка кофе на столе осталась. С мобильником не расставался вообще никогда, потому что позвонить ему могли хоть днем, хоть ночью – бухгалтер, сам понимаешь. Пропал! И тоже без верхней одежды – все в доме осталось. И ключи от дома в кармане пальто. От запертого дома…