Ой, как стыдно! Она ведь действительно не думала о последствиях своего визита в посольство, ей просто хотелось домой.
И все же… забыть холод в глазах господина Ифанидиса, когда он напомнил о власти над ней, не получалось. А вот перед искренней Дорой реально было стыдно. Но и выяснять отношения не хотелось, накатившее безразличие не отпускало. Алина продолжала сидеть в прежней позе, мечтая только обо одном — услышать вместо размеренного голоса этого чужого человека теплый и родной мамин.
Ифанидис, видимо, ожидал хоть какой-то реакции на свои слова, он даже приумолк на пару мгновений, глядя на Алину. Девушка по-прежнему прятала лицо в ладонях, и понять, о чем она думает, не получалось.
Дора вопросительно посмотрела на отца, тот едва заметно пожал плечами и кивнул дочери — займись. Дора поправила сползающие с носа очки, подошла к пленнице и легонько тронула за плечо:
— Пойдем. Уже очень поздно, нам всем надо отдохнуть. Утром поговорим.
Алина безразлично пожала плечами, поднялась и вслед за Дорой вошла в дом. Она была уверена, что ее снова запрут в каком-нибудь подвале, ну или в комнате с решетками на окнах. Но оказалось, что для нее подготовили очень милую, просторную комнату на втором этаже. И никаких решеток на окне не было, самой серьезной преградой были симпатичные шторы. И дверь запиралась изнутри, а не снаружи, а это было неправильно! Неправильно для тюрьмы.
Дора заметила удивление гостьи, грустно улыбнулась:
— Ожидала увидеть камеру с засовом снаружи?
— Если честно — да. Извини.
Спрашивать — за что? — Дора не стала. Мягко улыбнулась, махнула рукой:
— Все нормально, не переживай. Ты голодная?
Алина вдруг поняла — она действительно зверски проголодалась, ведь только завтракала сегодня, а уже почти ночь. Смущенно улыбнулась:
— Очень.
— Тогда пойдем.
Девушки снова спустились на первый этаж, прошли через гостиную на кухню. Отца Доры нигде не было видно, и Алине сразу стало легче — не хотелось сейчас смотреть в глаза этому человеку. А то еще хрюкнула бы ненароком, не выйдя до конца из роли бессовестной свиньи.
Опа… А ведь придется еще побыть в этой роли — бессовестной и неблагодарной свиньи.
И попытаться незаметно стянуть забытый кем-то на кухонном столе смартфон. И спросить, где здесь туалет. И закрыться в нем. И набрать любимый номер. И замереть в предвкушении — сейчас, вот сейчас она услышит родной голос, голос мамулечки.
Но вместо теплого и ласкового голоса в ухо ввинтился монотонный бубнеж робота, сообщающий, что абонент не абонент.
Алина набрала номер отца, здесь соединение было, пошли длинные гудки. А потом — сонный голос отца:
— Алло…
— Папочка, это я, Алина!
— Кто?!
— Алина! Папочка, помоги, я в беде, я…
— Ах ты, дрянь! — отец явно рассвирепел. — Совсем совесть потеряла! Думаешь, если звонишь с закрытого номера, я тебя не найду?
— Папа, ты что…
— Не смей меня так называть, мерзавка! Моя дочь умерла!
Пи-пи-пи… Отключился. Алина растеряно посмотрела на пищащий телефон, но времени на осмысление не было — из-за двери донесся встревоженный голос Доры:
— Алина, у тебя все в порядке?
А откуда-то издалека — голос Ифанидиса:
— Дора, ты не видела мой телефон? Он здесь лежал.
Так, надо спешить. Снова гудки, но ответили быстрее, причем слышно было, что откуда-то из ночного клуба, судя по громкой музыке:
— Да, але, кто это?
— Снежана, это я, Алина!
— Аля… — она узнала, точно узнала, голос задрожал!
— Я, я! Скажи маме…
— Девушка, вы в своем уме? — голос сестры заледенел. — Моя сестра умерла, ее убили!
И снова короткие гудки. Что за ерунда?!
В дверь заколотили со всей дури, Ифанидисы хором требовали немедленно открыть! Что Алина и сделала, отступив на шаг — чтобы ее не сбили с ног. Она была настолько шокирована услышанным, что совершенно не обратила внимания на перекошенные от злости лица милейших отца с дочерью. И на злобный рык Костаса тоже не отреагировала:
— Ты куда звонила?!
Алина растеряно подняла на него глаза:
— Кажется, я умерла…