В общем, как занесло меня в Италию, я не помню, но помню , почему занесло. А ещё помню тот день , когда впервые встретил её.
Коротко стриженная, с тонкими чёрными волосами и длинной косой чёлкой, закрывавшей половину лица, она чем-то походила на мальчишку нездоровой худобой и мертвенно бледной кожей. Казалось, она была единственной девушкой в старой полуразвалившейся пивнушке, хотя, разумеется, это было не так. Просто все остальные меркли по сравнению с её необычным для Италии внешним видом. Она сидела за столом в обществе четверых подозрительного вида мужланов и громко говорила по-итальянски, активно жестикулируя. Я подошёл к стойке бара, гадая, местная она или нет, и заказал у старого бармена двойную порцию виски, продолжив наблюдать за ней. Изрядно поношенное платье, слишком бледная для итальянки кожа, которая словно светилась в полумраке заведения, дерзкая короткая стрижка, сильно подведённые чёрным большие глаза — во всём был некий вызов и ещё что-то...
От размышлений меня отвлёк грудной голос бармена, назвавший чьё-то имя , — Элиза Каррера. Оглянувшись, я увидел, что бармен смотрит на меня. Когда я поинтересовался, о чём он, старик устало объяснил, что девушку, которую я так разглядывал , зовут Элиза Каррера. Как оказалось, она приходила туда каждую пятницу вот уже год и всё время что-то с кем-то выясняла. Бармен также сказал, что характер у девчонки не сахар, так что лучше к ней даже не подходить, особенно когда она разговаривает «с этими». Я посмотрел на «этих» , увидел, что они недовольно кривили рты, слушая яростную тираду брюнетки, и решил, что бармен прав. Сухо поблагодарив старика за предоставленную информацию, я снова повернулся к ней. Элиза Каррера. Я произнёс это имя, словно пробуя его на вкус, и тут она умолкла и посмотрела на меня. Чуть прищурив глаза, она буравила меня взглядом, будто проверяла на прочность, на что я отвечал ей тем же. Эта немая игра закончилась тем, что через час мы уже сидели за одним столом , а через два ‒ отдавались друг другу в номере дешёвого отеля. Тогда я ещё не осознавал, к чему всё это приведёт, но чувствовал, что с этого момента моя жизнь круто изменится. И был тогда прав.
P. S. Это чертовски странно, но , мне кажется, ты — единственный, кому я могу рассказать всю эту чушь о своей жизни. Пусть ты всего лишь дневник.
Д. М.
***
Кэтрин казалось, она попала в сказку. Хоть она и закончила пять лет назад колледж-пансион, располагавшийся в самом настоящем старинном замке, и училась бок о бок с представителями знаменитых династий и наследниками миллионных состояний, ей ещё никогда не приходилось близко сталкиваться с настоящей роскошью. Частный самолёт, на котором она летела ещё недавно, феррари, встретивший их возле аэропорта, игристое вино «Просекко» лимитированной серии, по вкусу напоминавшее сам рай, — и всё это в обществе лучших друзей! Боже, она и мечтать о таком не могла! Поэтому, когда Генри предложил ей отдохнуть вместе с Джил и Аароном в «Прекрасной Магнолии», она сначала подумала, он шутит. Кэтрин знала, что на этот курорт практически невозможно попасть. И дело даже не в цене отдыха, количество нулей в которой заставляло голову кружиться, а в том, что за лето курорт принимал всего три заезда по сто человек. Ни больше ни меньше. Люди годами ждали своей очереди, чтобы посетить это окружённое тысячами сплетен место, способное, по отзывам отдыхавших, изменить жизнь любого, кто окажется там. Вот только то, что происходило в «Магнолии» во время этих трёхнедельных заездов, хранилось в строжайшем секрете. И именно это разжигало у простых людей ещё большее любопытство.
А что касается Генри, жениха Джил и по совместительству хорошего друга Кэтрин, он был не настолько богат, чтобы позволить себе отдыхать на частных курортах такого уровня. Тем более звать с собой помимо Джил ещё двоих. Но случилось чудо: Генри чем-то очень помог одному влиятельному бизнесмену, и тот в знак благодарности преподнёс ему щедрый подарок — путёвки на курорт, о котором слагали легенды по всему миру и куда можно было попасть либо по личному приглашению, либо заплатив такие деньги, которые Кэтрин не мечтала заработать и за десятилетие.
Вообще, максимум, на что всегда могла рассчитывать Кэтрин, это маленький, тёплый дом, который уже давно требовал ремонта, не самое хорошее кафе для обеда и дешёвый пакет любимого яблочного сока из соседнего супермаркета экономкласса на вечер в компании с потрёпанной книгой из ближайшей библиотеки. Родители Кэтрин были из тех, кто работал «за идею» и всегда довольствовался малым, а она сама хоть и преуспела в карьере (её диплом открывал прекрасные для этого возможности), так и не научилась жить на широкую ногу. Иначе она не могла объяснить то, что ей было по-прежнему неуютно в дорогих бутиках, куда теперь с лёгкостью могла зайти та же Джил, даже несмотря на то, что провела детство в куда более стеснённых финансовых обстоятельствах. А в кожаном салоне автомобиля, таком белом, что слепило глаза, Кэтрин чувствовала, будто одним своим видом оскверняет его роскошь. Действительно, разве такие женщины, как она, ездят в феррари? Нет, у тех женщин, которые по-настоящему этого достойны, всегда аккуратно уложены волосы (не то что её непослушные вьющиеся пряди, которые с трудом поддавались расчёске). У тех женщин кричащие бирки на одеждах, которую любому мужчине захочется сорвать (не то что её нагонявшие тоску юбки и скучные рубашки). У тех женщин длинные ноги, высокие каблуки, идеальная внешность… А Кэтрин никогда не была идеальной.
Вот и сейчас, прибыв к витым, изящным воротам на такой шикарной машине, она чувствовала себя слишком неидеальной. Та же Джил, красивая и высокая, очень органично смотрелась здесь, в столь ухоженном саду, что сомнений не было: над ним трудились десятки садовников. А она, Кэтрин, лишь нервно оглядывалась по сторонам, уже ощущая, что ещё чуть-чуть ‒ и она бросится бегом прочь.