– Я люблю тебя.
Услышав его слова, Элена отвернулась и закрыла глаза. Вальс погладил ее по щеке и встал. Задернув занавеску, он направился к двери, на ходу застегивая сюртук и вытирая губы носовым платком, который бросил на пол, выходя из комнаты.
Незадолго до праздничного вечера Маурисио Вальс пригласил свою дочь Мерседес в кабинет, расположенный в башне, пожелав узнать, что она хотела бы получить в подарок на день рождения. Период коллекционных фарфоровых кукол и сборников сказок давным-давно канул в Лету. От прежней маленькой девочки Мерседес сохранила лишь смех и глубокое почтение к отцу. И она объявила, что мечтает только об одном – пойти на бал-маскарад, который должен был состояться через две недели в поместье, названном ее именем.
– Мне необходимо посоветоваться с твоей матерью, – солгал Вальс.
Дочь обняла его и поцеловала, скрепив негласное обещание, какое ей удалось получить. Еще до разговора с отцом Мерседес выбрала вечернее платье, в нем она собиралась произвести фурор на балу. Восхитительный туалет винного цвета сшили для ее матери в ателье высокой моды в Париже, но донье Элене не довелось обновить его. Платье, вместе с сотнями нарядов и драгоценностей – атрибутами несостоявшейся жизни, той жизни, какую ее родительнице не суждено было прожить, – пятнадцать лет провисело под замком в шкафу в роскошной и заброшенной гардеробной, по соседству с бывшей супружеской спальней, которой давно не пользовались. В течение многих лет, когда все думали, будто девочка спит у себя в комнате, Мерседес пробиралась в спальню к матери, чтобы позаимствовать ключ из четвертого ящика комода, стоявшего у двери. Ночную сиделку, единственную, имевшую дерзость заикнуться о визитах девочки, уволили без церемоний и компенсации после того, как Мерседес обвинила ее в краже материнских часов с туалетного столика. Эти часы она собственноручно закопала в саду, за фонтаном с ангелами. Остальные не осмеливались открывать рот и притворялись, что не замечают ее в темноте, всегда застилавшей покои.
Сжимая ключ в ладошке, девочка проскальзывала посреди ночи в гардеробную матери, просторную уединенную комнату в западном крыле дома, где пахло пылью, нафталином и запустением. Со светильником в руке путешествовала по проходам между стеклянными витринами, заполненными обувью, мехами, одеждой и париками. Углы этого мавзолея костюмов и памятных подарков затягивала паутина. Маленькая Мерседес, которая росла как настоящая принцесса в уютном и обеспеченном одиночестве, придумала игру. Она воображала, будто все сокровища гардеробной давно принадлежали сломанной и безобразной кукле, потом ее посадили в темницу на третьем этаже в конце коридора, и теперь она больше не сможет наряжаться в богатые платья из превосходных тканей и украшать себя изумительными драгоценностями.
Порой под покровом ночи Мерседес ставила лампаду на пол, надевала один из туалетов и танцевала в темноте под треньканье старой музыкальной шкатулки. Девочка заводила ее, и шкатулка исправно наигрывала мелодию темы Шахерезады. Она испытывала удовольствие, представляя, как отец, положив руку ей на талию, ведет ее в танце по большому бальному залу, а гости смотрят на них с завистью и восхищением. Когда первые лучи зари пробивались сквозь неплотно задернутые занавески, Мерседес возвращала ключ в ящик комода и торопилась улечься в постель, изображая глубокий сон, поскольку ровно в семь часов утра являлась горничная, чтобы разбудить ее.
На балу никому не пришло в голову, что вечернее платье, сидевшее на ней как на картинке, сшили для другой дамы. Играл оркестр, Мерседес скользила по сцене в такт музыке то с одним, то с другим кавалером и кожей чувствовала взгляды сотен гостей, ласкавшие ее с вожделением и страстью. Она знала, что имя ее на устах у всех, и улыбалась, улавливая обрывки разговоров, в которых выступала главной героиней.
Около девяти часов вечера, в разгар праздника, задуманного и готовившегося с размахом, Мерседес неохотно покинула танцевальную сцену и направилась к парадной лестнице главного дома. Она лелеяла надежду пройти с отцом хотя бы один круг танца, но он не спустился к гостям, и в парке его пока не видели. Дон Маурисио взял с дочери обещание, что в девять она вернется к себе в комнату, лишь при этом условии позволив посетить бал, и Мерседес решила ему не противоречить. «В следующем году».