Вальсу нравилось, сидя в одном из епископских кресел, расставленных островками вдоль картинной галереи, разглядывать свои сокровища. Немалая их часть была подарена или просто изъята из частных коллекций горожан, выбравших неправильную сторону в противостоянии. Другие произведения искусства поступили из музеев и дворцов, находившихся в ведении его министерства в качестве бессрочного займа. Вальсу доставляло удовольствие вспоминать, как летними вечерами маленькая Мерседес, которой в ту пору не исполнилось и десяти лет, забиралась к нему на колени и слушала увлекательные истории, связанные с каждым из шедевров. Он находил утешение, погружаясь в эти воспоминания и воскрешая в памяти зачарованный взгляд дочери, когда рассказывал ей о Соролья и Сурбаране, Гойе и Веласкесе.
Пребывая там, в уютном мире видений и грез, навеянных бессмертными полотнами, Вальс не раз обманывался надеждой, что дни, проведенные с Мерседес, дни изобилия и славы, никогда не закончатся. Дочь уже давно не приходила, чтобы разделить с ним вечер, выслушивая лекции о золотом веке испанской живописи. Но он по-прежнему искал отдыха и душевного покоя в галерее, забывая в такие минуты, что Мерседес выросла. Девочка превратилась в молодую женщину, которую он не узнал в бальном платье, когда она танцевала под прицелом алчных и похотливых, завистливых и злобных взглядов. Скоро, очень скоро он уже не сумеет защитить дочь от мира, где правит тьма, – мира, ее не достойного, который подстерегал Мерседес за стенами родного дома.
Вальс докурил и поднялся. За сомкнутыми занавесками приглушенно играл оркестр, звучали голоса. Не оглядываясь, он направился к лестнице, ведущей в башню. Висенте вынырнул из сумерек и, неслышно ступая, последовал за шефом.
Вставив ключ в замочную скважину, Вальс сразу понял, что дверь кабинета открыта. Он замер, стиснув пальцами ключ, и повернул голову. Висенте, оставшийся ждать у лестницы, прочитал в его глазах приказ и неторопливо приблизился, доставая револьвер из внутреннего кармана пиджака. Вальс попятился, и Висенте жестом попросил шефа занять место у стены, подальше от дверного проема. Как только Вальс отступил на безопасное расстояние, Висенте взвел курок револьвера, исподволь поворачивая дверную ручку. Дубовое резное полотно, увлекаемое собственным весом, мягко скользнуло внутрь затененной комнаты.
Вскинув револьвер, Висенте настороженно всматривался в сумерки. Из окон падал голубоватый свет, позволяя различить контуры обстановки в кабинете Вальса. Он обвел взглядом большой письменный стол, тяжелое мягкое кресло, овальный книжный шкаф и кожаный диван на персидском ковре, устилавшем пол, но не заметил во тьме ни малейшего движения. Нашарив на стене выключатель, Висенте зажег свет. В кабинете никого не было. Опустив оружие и спрятав его под пиджак, телохранитель шагнул в комнату. Стоя в дверях за спиной телохранителя, Вальс напряженно наблюдал за развитием событий. Висенте обернулся и покачал головой.
– Наверное, я сам забыл запереть кабинет, когда уходил сегодня вечером, – неуверенно предположил Вальс.
Висенте задержался посреди кабинета и еще раз внимательно огляделся по сторонам. Вальс переступил порог комнаты и прошел к своему письменному столу. Висенте проверял защелки на окнах, когда министр заметил эту вещь. Услышав, что шаги Вальса внезапно стихли, охранник встревоженно повернулся.
Взгляд министра был прикован к письменному столу. В центре, на обтянутой кожей столешнице, лежал большой конверт кремового цвета. Вальс почувствовал, как волоски на руках встали дыбом, и внутренности словно обдало ледяным ветром.
– Все в порядке, дон Маурисио? – спросил Висенте.
– Оставьте меня.
Телохранитель помедлил, обуреваемый сомнениями. Вальс не спускал глаз с конверта.
– Я буду поблизости на случай, если понадоблюсь вам.
Вальс кивнул. Висенте неохотно направился к выходу. Когда дверь кабинета за ним закрылась, министр стоял у стола, в оцепенении глядя на пергаментный конверт, как на гадюку, готовую совершить смертельный бросок и впиться ему в горло.