– Папа, что будет дальше?
– Ничего, ангел мой. Ничего не будет.
Мерседес отворила дверь. Висенте ждал за порогом с каменным и непроницаемым выражением лица, от которого у нее волосы становились дыбом.
– Спокойной ночи, папа, – негромко произнесла она.
– Спокойной ночи, Мерседес.
Висенте почтительно поклонился ей и зашел в кабинет. Мерседес попыталась заглянуть в комнату, но телохранитель невозмутимо закрыл дверь у нее перед носом. Она прижалась к панели ухом и прислушалась.
– Он был здесь, – произнес ее отец.
– Невозможно, – возразил Висенте. – Входы охранялись. Только прислуга имела доступ на верхние этажи. Я расставил людей около всех лестниц.
– Говорю тебе, он тут был. У него есть список. Не знаю, как он его получил, но список у него в руках… Боже мой.
Мерседес проглотила комок в горле.
– Наверное, это ошибка, сеньор.
– Взгляни сам!
Наступила тишина. Мерседес затаила дыхание.
– Цифры вроде правильные, сеньор. Я не понимаю…
– Настало время, Висенте. Я больше не могу прятаться. Теперь или никогда. Я могу положиться на тебя?
– Несомненно, сеньор. Когда?
– На рассвете.
Голоса умолкли, и вскоре Мерседес услышала шаги, приближавшиеся к двери. Она бросилась вниз по лестнице и побежала к себе. Очутившись в своей комнате, прислонилась спиной к двери и сползла на пол. Мерседес кожей ощущала проклятие, витавшее в воздухе, и предчувствовала, что грядущей ночью закончится удивительная волшебная сказка, в которую они увлеченно играли много лет.
Наступивший рассвет, холодный и пасмурный, она запомнила навсегда. Зима, будто решив нанести внезапный удар, утопила виллу «Мерседес» в озере тумана, натекшего с опушки леса. Мерседес проснулась, когда первый тонкий свинцовый луч света царапнул окна ее спальни. Она заснула, прикорнув на кровати, так и не сняв бального платья. Мерседес распахнула окно, и морозная утренняя сырость облепила лицо. Густой туман плотным покровом заволакивал сад, по-змеиному расползаясь среди руин вчерашнего праздника. Горизонт закрывали черные тучи. Медленно надвигаясь, они, казалось, несли в своем чреве бурю.
Мерседес босиком выскочила из комнаты. Дом окутывало безмолвие. В полной темноте она промчалась по коридору, обогнув восточное крыло, и добежала до отцовской спальни. У дверей на посту не было ни Висенте, ни его подчиненных, хотя в последние годы постоянная охрана стала частью домашнего уклада – с тех пор как отец начал вести уединенную жизнь. Он всегда находился под защитой доверенных наемников, будто боялся, что враждебные силы проникнут сквозь стены и вонзят ему кинжал в спину. Мерседес не осмеливалась спросить о причине строгих мер безопасности. Но ей было достаточно того, что временами она заставала отца в прострации, с отсутствующим выражением лица и затравленным взглядом.
Мерседес открыла дверь спальни без стука. Постель осталась неразобранной. Бокал мансанильи, который горничная приносила каждый вечер и ставила на тумбочку около кровати дона Маурисио, был нетронут. Порой Мерседес задавалась вопросом, спит ли когда-нибудь отец или проводит ночи напролет в своем кабинете на верхушке башни, не смыкая глаз. В саду всполошились птицы, стайкой взмыв в небо. Их поведение насторожило Мерседес, она приблизилась к окну и заметила двух мужчин, спешивших к гаражам. Мерседес прижалась лицом к стеклу. Один мужчина остановился и повернулся, посмотрев в сторону башни, словно почувствовав взгляд девушки. Мерседес улыбнулась отцу, который безучастно смотрел на нее, бледный и постаревший, – таким она его не помнила.
Вальс опустил голову и зашел в гараж в сопровождении Висенте. Тот нес маленький чемоданчик. Мерседес охватила паника. Эту сцену она много раз видела во сне, не понимая ее смысла. Мерседес устремилась вниз, спотыкаясь о мебель и ковры в серой рассветной мгле. Как только она выбежала в сад, колючий ледяной ветер обжег ей лицо. Спустившись по мраморной лестнице, она помчалась к гаражам сквозь хаос разорения с валявшимися маскарадными масками, перевернутыми стульями и разноцветными гирляндами. Покачиваясь на ветру, тусклые огоньки еще мерцали в тумане. Мерседес услышала, как заурчал мотор машины и колеса покатились по гравиевой дорожке. Когда она выскочила на центральную аллею, ведущую к главным воротам усадьбы, автомобиль уже удалялся, набрав скорость. Мерседес кинулась за ним, не замечая, что острые камешки гравия режут ноги. За мгновение до того, как туман поглотил машину, она увидела, что отец повернулся и в последний раз посмотрел на нее сквозь стекло взглядом, исполненным отчаяния. Мерседес бежала до тех пор, пока звук мотора не растворился вдали, а перед ней не замаячили острые пики центральных ворот.